На словах ты фея Винкс, а на деле – Джа-Джа Бинкс.(с)
Название: Девушка, перепрыгнувшая время
Автор: ~Хару-Ичиго~
Бета: fandom PLIO 2014 (Ребята, если тут есть тот, кто меня бетил, отпишите, пожалуйста)
Размер: макси, 22 885 слов
Пейринг/Персонажи: Сандор Клиган / Санса Старк, male!Санса Старк/fem!Сандор Клиган, и др. ОМП, ОЖП
Категория: гет
Жанр: романс, путешествия во времени, альтернативные реальности
Рейтинг: R
Иллюстрация: ссылка
Краткое содержание: Далёкое будущее даёт Сансе шанс спасти отца и стать счастливой. Но есть ли такая реальность, в которой все могут быть счастливы?
Примечание/Предупреждения:
1) Эксперименты Фриланда в области квантовой механики совершенно антинаучны и никакой реальной подоплёки не имеют.
2) В тексте использованы цитаты (в том числе, видоизменённые, но несомненно принадлежащие Мартину) из "Игры престолов", "Битвы королей", "Бури мечей" и "Пира Стервятников"
But there never seems to be enough time
To do the things you want to do
Once you find them
I’ve looked around enough to know
That you're the one I want to go
Through time with
Jim Croce "Time in a bottle"
читать дальше
– Зима скоро, – сказала Эрстин, просто чтобы не молчать.
– Точно, – согласился Фриланд, хотя до зимы было ещё месяца три, и даже Белую Распродажу ещё нигде не объявляли.
Они снова замолчали.
Эрстин, стуча острыми ноготками по сенсорному экрану, набирала кому-то сообщение, а Фриланд тоскливо прикидывал, что старая куртка и ботинки не вынесут ещё двух зимних лет, которые предсказывали синоптики. Значит, придётся в недалёком будущем всё-таки тащиться на Белую Распродажу, толкаясь среди нищебродов и любителей халявы.
Вокруг звякала чашками, гудела кондитерская Староместского музея; запах карамели и шум голосов поднимались к гулким сводам внутренней галереи. Фриланд мог бы рассказать, в каком году и каком стиле и по чьему приказу была перестроена эта часть Старого Места, но это была не лучшая тема для беседы с девушкой, особенно с такой, как Эрстин. Знак Зодиака, модель телефона, последние новости и киношка, – так было написано в памятке от Ройфрена.
Ройфрен вообще обожал писать памятки. И знакомить Фриланда с девушками.
«Она тебе понравится,» – каждый раз говорил он. – «На этот раз – точно в яблочко».
Принцип выборки Фриланд никогда не понимал, потому что» в яблочко" продолжалось уже лет пять, и каждый раз мимо.
«Тебе даже не надо её никуда водить, встретитесь прямо тут, в Староместе. Эрстин Кайла, помнишь? Из пресс-службы. Она ещё вертелась вокруг, когда мне вручали цепь. Ну?»
Фриланд не помнил. Окружающие его вообще мало интересовали, и такой драгоценный ресурс, как память, он на них тратить не собирался. Тут ему, впрочем, отвечали взаимностью.
Немного сутулый, темноволосый, склонный к полноте и оттого кажущийся обманчиво мягким, он отпугивал холодными словами и взглядами тех, кто к нему совался. Но мама учила, что с девушками надо быть вежливым, и потому в их обществе он обычно молча страдал.
У Ройфрена таких проблем не было: он считался прекрасным принцем Цитадели. Если где-то требовался голубоглазый зубастый блондин с хорошо подвешенным языком, туда сразу же запихивали Роя. Единственное, отчего он чувствовал себя неполноценным – отсутствие мейстерской степени. Когда его, наконец, удостоили долгожданного звания, Фриланду пришлось добросовестно и под чутким руководством отсмотреть все девятьсот фотографий. Ройфрен идёт к сцене, на Ройфрена надевают символическую мейстерскую цепь, Ройфрен жмёт руку Грандмейстеру, Ройфрен произносит речь, Ройфрен с бутылкой «Кровавой Валирии» лапает статую Сареллы за маленькую, отполированную многими поколениями защитившихся, грудь...
А дальше – размазанный, засвеченный чад кутежа.
Сам Фриланд ничего подобного не устраивал, сохранил только вырезку из университетской газеты. Так, на память. Цепь вообще не имела для него значения, он работал что с ней, что без неё, а прибавку в жалованию ему тратить было не на что.
Разве только угостить девушку пирожными, которые здесь стоили астрономическую сумму.
– Ты же... тот парень, который выдумывает машину времени?
Если б ему давали по кингсдалеру каждый раз, когда он слышит этот идиотский вопрос!
Фриланд набрал в грудь побольше воздуху. Обычно отвечать он начинал издалека – это был гарантированный способ отпугивать людей вежливо.
* * *
– ...и на суде он полностью во всём сознался. Принял все обвинения и остался в истории как Клиган Цареубийца. Он же – Бешеный Пёс.
– Кошмар какой-то, – Эрстин уныло поковыряла лимонное пирожное. – Я это жуткое средневековье никогда не понимала. Он что, просто взял короля и его маленькую невесту... и выкинул со стены в ров? Слава Семерым, сейчас такого не случается. И главное, зачем он это сделал?
– Этого нигде не сказано. Некоторые специалисты считают, что он действовал по чьему-то приказу, доводят заговор чуть ли не до Мартеллов. Но это бред: людей травили, несправедливо обвиняли, казнили... было много других способов убить короля. Не таких грубых.
– Значит, он просто был сумасшедший. Бррр! Подожди. А почему мы вообще об этом говорим? Ты же физик, а не историк.
Фриланд уткнулся взглядом в чашку. Вот он, самый опасный момент в разговоре, после которого всё с ним, в общем-то, становилось ясно. Он не хотел хвастаться, но получилось само собой.
– У меня мейстерская цепь по физике... и ещё одна по истории, – неохотно признался он. – Я защищал кандидатскую по Ланнистерам эпохи Войны Королей.
Глаза у Эрстин стали круглые, как пуговицы.
– И потом сразу в физику?! Ну ты даёшь!
– Нет, не сразу, конечно... – Жаль, что в кружке тёмного вина со специями нельзя утопиться. – Одновременно. У меня всегда были хорошие оценки и не было проблем с усвоением материала... я стремлюсь к тому, чтобы физика удовлетворяла мои потребности как историка. Я со школы пытаюсь разгадать тайну смерти короля Джоффри, и, кажется, есть только один способ.
– Но, Фриланд… – ох, нет. Он отлично знал этот тон. Так говорят детям о том, что Зимнего Деда не существует. – Но ведь нет никакой тайны. Его убил телохранитель, ты сам сказал.
Фриланд и к этому привык, так что у него получилось подавить вздох. Как бы он ни бился, какие бы противоречивые документы ни цитировал, отвечали ему одно и то же.
«Но ведь нет никакой тайны».
Ну да. Человек, преданно служивший Ланнистерам, телохранитель и чуть ли не приёмный отец юного короля сбрасывает его с башни на глазах у стражи. Вместе с ни в чём не повинной Сансой Старк. Всё предельно понятно.
Кому вообще нужна вся эта историческая плесень? Какие-то давным-давно истреблённые семьи, какие-то имена, люди, которым в учебниках выделено в лучшем случае по паре строк?
Но Фриланда в детстве почему-то поразила эта история. Королей убивали и раньше, но цареубийцы всегда были прославленными воинами из благородных домов. Джейме Ланнистер, Уолдер Фрей – целая вереница исторических личностей. И тут – непонятно как затесавшийся Клиган с Простора, который был чем-то важен для всей этой истории, но никто уже не помнит и никогда не узнает, чем.
Даже он, Фриланд Сноу, не узнает. Его статьи считают слишком фантастичными, его теории – домыслами, а гениальный ум – пропадающим впустую. Единственный способ доказать – увидеть самому.
– Фриланд? Ты поэтому делаешь машину времени? Потому что хочешь проверить?
И новый виток объяснений. Но этот, обычно – куда сложнее и закрученнее.
– Строго говоря, это не машина времени. На ней нельзя никуда переместиться, это невозможно.
– Правда невозможно? Но я читала одну фантастическую книжку, там был бывший десантник с геном варга, и потом учёные рассчитали, как работает ген варга, и сделали машину времени, чтобы телепортироваться…
Фриланд раздражённо махнул рукой. Он терпеть не мог научную фантастику.
– Ген варга – это просто генетическая аномалия, его невозможно просчитать и вообще непонятно, существует он или нет. А телепортация… Телепортация работает только в микромире, и... в общем, я хочу послать в прошлое световую волну. И увидеть всё своими глазами, – он почувствовал, что стремительно краснеет. – Конечно, есть вероятность, что я просто загляну в одну из вариативных вселенных, созданную моим вмешательством как наблюдателя, но если я смогу эти вселенные как-то маркировать и корректировать направление волны, то в какой-то момент...
Он замолк. У Эрстин было очень сложное лицо.
– Это очень интересно, – вежливо сказала она, разгладив юбку на коленях. – Нет, правда. То есть, это вроде... прожектора, который светит в прошлое?
– Да, – обречённо согласился Фриланд. Он оценил, насколько по-идиотски это звучит со стороны. – Прожектор. Точно. В прошлое.
Он вспомнил, почему не любил глуповатых девушек. Они каким-то образом ухитрялись делать идиота из него.
* * *
Синие сумерки уже собирались над Институтом Цитадели, у кованых ворот Нового Корпуса прогревался служебный автобус, окна на верхних этажах понемногу гасли, но Фриланд шёл навстречу гомонящей у проходной толпе, автоматически здоровался и прощался, протискиваясь к лифту, и хотел только одного: работать.
Люди – это стресс. Женщины, на которых нужно производить хорошее впечатление – стресс вдвойне.
Здесь, в вечернем Институте, можно было успокоиться, отдохнуть ото всех. Не то что в дормиториях, где бесконечно шаркал по коридорам консьерж, а студенты из Солнечного копья жарили что-то невыносимо пряное и пели песни за тонкой стенкой.
Фриланд оккупировал маленькую угловую лабораторию, девяносто процентов которой занимала Леди, похожая на длинное белое пианино. Леди была серьёзным лабораторным оборудованием, доставшимся Фриланду вместе с грантом – фотонным излучателем со встроенным компьютером. Её вычислительные мощности так будоражили воображение Ройфрена, что он вечно обкатывал на излучателе свои кибернетические и инженерские штучки. «У тебя он всё равно простаивает, а мне нужнее,» – вот и всё. Правда, в обмен Ройфрен разрешал другу гостить в своём летнем домике, от которого рукой было подать до развалин Бобрового Утёса и «золотого» музея с сокровищами Ланнистеров.
Последней игрушкой Роя был самообучающийся искусственный интеллект с приятным женским голосом. «Можешь отдавать ей команды, не вставая со стула,» – сказал Ройфрен, представляя своё новшество. – «Она будет тебя слушаться, да ещё и благодарить на десяти языках. Моя девочка – настоящая леди". Так имя «Леди» и прижилось.
Это была самая первая версия. Последующие Леди, созданные уже на других машинах, могли сочинять простенькие стишки и говорить о погоде, но эта, 1.0, просто ободряла Фриланда в тоскливые вечера вроде этого, служила органайзером, а иногда даже будильником.
Рой запрограммировал её говорить «не унывай" и «всё получится», когда Фриланд слишком тяжело вздыхал, и привинтил камеру, чтобы компьютер мог с полной уверенностью говорить «хорошо сегодня выглядишь».
– Здравствуй, Леди, – сказал Фриланд, бросив лёгкую осеннюю куртку на крючок и достав из шкафчика запрещённый завхозом электрический чайник. – Будешь чай?
Это была их старая шутка.
– Здравствуй, Фрай, – отозвался излучатель. – Предложи, когда технологии достигнут такого уровня развития.
После этого они, как всегда, вместе рассмеялись, потому что одинокий смех Леди в полной тишине звучал жутко.
Эрстин уязвила его, Фриланд понял это внезапно, насыпая чай в немытую кружку – медленно же до него доходило! Уязвила и каким-то образом придала ему сил.
Он выдвинул из-за Леди исписанную маркером доску, сел напротив с дымящейся кружкой и погрузился в медитацию.
Что-то не сходилось.
Все формулы были верны, проверены, но вместе не соединялись никак. Волна либо не проходила, либо была такой длины, что он не мог её зафиксировать.
Пятый год. Пока его коллеги получали гранты и двигались по карьерной лестнице, он сидел в своей комнатушке возле лифта и пытался пробиться в прошлое.
Будущее, тем более своё, его не интересовало – в этом вся проблема.
Он смотрел и смотрел, пока линии не начали сливаться в один большой чёрный клубок. Скобки, запятые, цифры, валирийский алфавит... всё смешалось и не хотело распутываться, пока лоснящийся ворон не вскочил вдруг на подоконник, не ухватил чёрную нить, как червяка...
У ворона было три глаза.
«Для воронов из сна нормально иметь три глаза?» – подумал Фриланд, но промолчал, чтобы не обидеть птицу.
– Единица, Сноу – сказал какой-то человек, очень похожий на фриландовского декана. Он стоял перед доской, заложив руки за спину, на поясе у него почему-то был длинный меч. Одежду Фриланд не мог опознать, всё плыло перед глазами, но декан совершенно точно не носил чёрные дублеты и плащи с гербовой волчьей головой.
– Значение может равняться единице. Кто тебе сказал, что нет? Оно не может подниматься выше, это верно.
И действительно, кто? Конечно, декану лучше знать, особенно во сне.
Трёхглазый ворон поймал упирающуюся единицу и сунул Фриланду в ладонь, пачкая его пальцы чернилами. Единица выскользнула, Фриланд рванулся подобрать её... и проснулся.
Чай в кружке остыл и подёрнулся разноцветной плёнкой.
– Леди… – в конце концов, ещё одна дурацкая, пришедшая во сне идея не сможет навредить. Куда уж сильнее? – Поменяй в третьей строке кода 0,5 на 1.
– Сохранить изменения?
– Да.
– Подтверждаю. Начинаю проверку кода. Проверка завершена. Синтаксических ошибок не выявлено. Запускаю излучатель. Излучатель запущен. Проектор запущен. Начинаю трансляцию.
– Что?!
Фриланд вскочил, кружка выпала из его руки, брызнула чаем и осколками.
Белая стена за его спиной ожила.
Внешний парапет доходил ей до подбородка, но с внутренней стороны верх стены ничто не ограждало; внизу, в семидесяти или восьмидесяти футах, был двор. «Нужно только толкнуть, — сказала она себе, — он стоит как раз там, где надо, улыбаясь этими жирными червяками. Ты можешь сделать это. Ты можешь. Так сделай прямо сейчас. Не важно, даже если ты последуешь за ним. Это ничего не значит!»
И она толкнула. Бросилась всем телом, обхватила Джоффри за плечи, будто не видала его много-много лет... и рухнула с ним в пропасть.
Она пожалела о содеянном ещё на полдороге, страх охватил её, колени ослабели, но было поздно – Джоффри потерял равновесие.
Полёт. Вот что чувствовал Бран? Так холодно, так страшно, так захватывает дух...
«Так я и умру», – пронеслось в голове у Сансы. – «И все будут ненавидеть меня, все будут говорить, что я убила короля... даже матушка, даже брат, даже Джон... и Арья тоже, но Арья всегда меня ненавидела».
Санса Старк Цареубийца, о Семеро, как это глупо и страшно звучит! Будто она отравительница или коварная ведьма...
«Пожалуйста», – горячо взмолилась она, чувствуя, как крепко Джоффри впился в её плечи, слыша, как он кричит что-то через свист ветра. – «Я хочу жить! Я хочу улететь отсюда!»
О, если б можно было улететь! Если б можно было...
Удара она не почувствовала.
Внизу забегали, засуетились, закричали. Конюх бросил лошадей и помчался через двор, крича что-то, а на башне Сандор Клиган смотрел вниз, вцепившись в парапет.
Как Санса могла всё это видеть сверху? Она и правда летела, будто птица, вернее, её тянуло куда-то ввысь, дальше и дальше от лежащей на земле девочки в красивом платье. Лица у девочки не было – только что-то тёмное и кровавое.
«Это не я», – спокойно подумала Санса. – «Просто похожее платье».
Всё вокруг потемнело.
Она очнулась быстро, как от толчка, и первым, кого она увидела, был Джон. То есть, конечно, это был не Джон, мужчина был на него мало похож, да и старше, но у него были такие же глаза и волосы. Вот только одет он был очень странно и бедно – не воин, но и не крестьянин. Санса даже не могла бы сходу описать его одежду, и белую комнату, в которой оказалась, тоже. Наверное, что-то случилось с её зрением, потому что предметы вокруг напоминали привычные, но были совсем другие.
Санса попыталась поднять руку, но рука не послушалась. Всё, что она могла – вертеть головой.
Боги, всё пропало! – вдруг поняла она. Осталась жива, но не может двигаться, как Бран! Но почему её до сих пор не казнили? Неужели королева настолько чужда милосердия, что велит вынести её на площадь и отрубить ей голову, как отцу?
– Простите... – собственный голос звучал как-то не так, взрослее, мелодичнее.
– Что, леди? – отозвался мужчина, мельком взглянув на неё. Он как раз открыл какую-то заслонку в стене, наверное, тайник, и вытягивал оттуда странные разноцветные нитки.
– Простите, господин... что это за место?
– Обновить подключение к спутнику, – непонятно буркнул он со вздохом. – Сменить язык на новый вестерос.
Санса не поняла ничего кроме слова «вестерос», и это мало её успокоило. Она не в Вестеросе? Но что произошло?
Ей стало страшно. И странно, потому что парализованные люди обычно лежат, а она почему-то стояла. Не было ни голода, ни холода, ни тепла, ни запахов... будто она умерла.
А что если это и есть загробный мир? Поэтому здесь всё такое непонятное.
Санса затрепетала, если только мёртвые души могут трепетать.
– Пожалуйста... – её голос дрогнул. – Пожалуйста, милосердный господин Страж... позвольте мне встретиться с отцом.
«Если он захочет видеть меня, предательницу», – чуть не добавила она.
У стражей загробного мира были, кажется, какие-то имена, но от волнения Санса, естественно, их все позабыла. Она даже не смогла бы перечислить сейчас Семерых. если б у неё спросили.
Страж удивлённо повернулся к ней.
– Леди, – взволнованно сказал он. – Провести полную диагностику системы.
– Я не понимаю, что вы говорите... – но он называет её «леди», значит, даже в загробном мире у неё есть ещё какие-то привилегии и, может быть, её не будут наказывать за грехи так сурово, как других грешников. – Я Санса Старк, мой отец Эддард Старк, позвольте мне встретиться с ним, прошу!
Страж побледнел так, будто вот-вот упадет в обморок.
– Санса... Старк? – он заговорил уже понятнее, медленно, будто подбирая слова. Выговор у него был странный. – Вы... Настоящая Санса Старк?
– Да, и я должна попросить прощения! – как бы ей сейчас хотелось заплакать по-настоящему, слезами! – Но он никогда, никогда меня не простит! Даже после смерти...
– Ген варга! – воскликнул страж, быстро-быстро меряя шагами комнату. Санса притихла. Наверное, это было какое-то ругательство. – В любое живое существо. Но Леди не живое существо. Но у неё есть подобие нервной системы. О-о-о, Семеро, это всё какое-то безумие... Научная фантастика.
– Господин…
– Что?!
Санса умолкла. Что ей теперь делать? Она – просто бесплотный дух, а этот человек – или существо? – не в себе. Или так принято вести себя в загробном мире?
– Извините, – Страж пришел в себя и снова заговорил на понятном языке и неуклюже поклонился. – Я не хотел вас обидеть. Вы действительно умерли, мне очень жаль. Но не до конца. Кажется, вы перебросили своё сознание в мой... в мою... в общем, теперь вы что-то вроде призрака из прошлого. Но у меня в голове не укладывается! Я был прав! Цареубийца – вы!
Санса ахнула. Произнесенное вслух, это слово стало ещё ужаснее. Ах, как хорошо, что она уже умерла и не услышит, с какой ненавистью все дома о ней говорят.
– Я не знаю вашего имени, – напомнила она, стараясь держаться с достоинством. Даже в Аду нужны хорошие манеры. – К моему великому сожалению.
– Мейстер Фриланд Сноу, – ответил страж. Имя у него было совсем человеческое. Разве бастард Севера может быть полубогом? Ну конечно же нет! А вот мейстером – может. Значит, всё вокруг такое непонятное, потому что этот человек занимается магией и запер её душу в какой-то сосуд. Как в сказке, которые рассказывала Нэн.
– Я приняла вас за духа, который провожает мёртвых. Кому вы служите?
Если друзьям, то, может быть, он знает что-нибудь о маме и Роббе? Ох, что-то они теперь о ней думают! Их милая, добрая Санса – убийца!
– Мм... никому, – мейстер запустил руку в тёмную, густую шевелюру. Он был совсем молодой и без цепи. Неужели он лжёт? – Но можно сказать, что государству и Староместу, да. Но послушайте, это всё не важно! Веками никто не мог заподозрить! А он молчал и взял всю вину на себя! Мы все думали о его мотивах, но у него был только один мотив – защитить вас!
Санса снова перестала понимать.
– О ком, о ком вы говорите? Я совсем ничего не понимаю, я была сама не своя, когда бросилась на Джоффри, он говорил ужасные вещи, он сам ужасен!
– Сандор Клиган, якобы сбросивший вас с башни. Он сам во всём сознался. Я видел это собственными глазами, я правда всё это видел! – глаза у Фриланда горели. – Леди Санса. Вы – моё доказательство, моё сокровище. Я изобрёл путешествия во времени! И вы – первый человек, которому удалось телепортироваться на квантовом уровне! То есть... перелететь из одного времени в другое.
Санса молчала, потому что совершенно не знала, что сказать. В голове у неё была какая-то мешанина, но душу постепенно охватывало облегчение. Никто не узнал. Сир Меррин не проговорился, а Пёс зачем-то взял вину на себя. Может быть, ему показалось, что он её толкнул? Или... он правда её толкнул? Конечно, она не смогла бы решиться на такое сама! Или могла? Ведь она не трусиха, что бы там ни кричала ей Арья. Она – Старк.
– Вы здесь, леди Санса?
– Я слушаю вас, мейстер.
– Вы в двадцать первом веке. В будущем. Я вас сюда переместил, я смог!
В будущем? О чём он говорит? Все люди живут из прошлого в будущее, это же здравый смысл. В одной сказке юноша попал к морской царевне, но когда вернулся на Железные острова, оказалось, что прошло сто лет и все, кого он знал, уже умерли. Но она, Санса, сама мёртвая, так что же происходит? Она совсем запуталась.
– Я была бы очень благодарна, если б вы вернули меня домой, мейстер Фриланд, – осторожно сказала она. Почему-то самой оказаться в сказке было совсем не весело и не интересно. Скорее, страшно, хотя чего бояться мёртвым? Или она всё же не мёртвая, раз может оглядываться по сторонам и говорить? Ох, как же всё сложно!
Конечно, мейстер начал объяснять ей, что это невозможно, что сделано – то сделано, её тела больше нет, прошли многие годы, хотя, те-о-ре-ти-чес-ки, если бы она снова применила способности варга, то её сознание вселилось бы в другое тело, может быть, даже тело из прошлого, и если «открыть» окно в тот момент или в то измерение, где она ещё жива, то, скорее всего...
Санса не понимала. Варги – сказочные оборотни, при чём же тут она? Тогда мейстер начал рисовать на белой ширме чем-то вроде краски.
– Существует не одна леди Санса, – говорил он. – У вас было тройное зеркало? Ну, знаете, с тремя створками.
Это было уже что-то знакомое, и она радостно ухватилась за эту ниточку.
– Да! То есть... да, разумеется.
– И вы видели не одну себя, а сразу трёх, – Фриланд провёл длинную линию. – Представьте, что эти три леди вышли бы из зеркала и одна... как же их обозначить... ладно, будем валирийским алфавитом. Альва-Санса пошла, скажем, на турнир, бина-Санса – на пир, вала-Санса... мм... в сад. А вы, скажем, остались бы вышивать. И со всеми Сансами одновременно случались бы разные вещи, и вы говорили бы с разными людьми.
– Да... – отозвалась Санса уже не так уверенно. Три сестры, похожие на неё, как капельки воды. И совсем не похожие на эту дурочку Арью, вот было бы славно!
– А теперь представьте, что вас просят выбрать: зелёное платье или синее. И если вы выберете синее, одна из этих девушек выберет зелёное. А может, ничего не выберет. А может, вообще не будет вылезать из постели и платья ей не будут нужны. Так вот, каждый раз, когда вы говорите или делаете что-то, вы отражаетесь в миллионе... мм... небесных зеркал, и все эти отражения – совсем разные Сансы. Есть Санса, которая не убивала короля, и Санса, у которой жив отец, и Санса, которая вышла замуж за короля Джоффри. Все они существуют одновременно.
Где-то там, далеко-далеко, отец не умер – вот всё, что услышала Санса. Мейстер явный колдун, и всё это очень, очень страшно и дух захватывает, как в сказке, но вдруг, если попросить, он не откажет?
– Пожалуйста... если в вашей власти переносить людей через небесные зеркала куда угодно, перенесите меня к отцу! – о, как плохо, когда не можешь даже молитвенно сложить руки!
Мейстер долго смотрел на неё, но, в конце концов, кивнул.
– Я попробую, – сказал он.
На ступенях Септы Бейелора толпились рыцари и дамы, внизу шумела чернь, и сердце у Сансы замирало. Всё будет хорошо, отца отпустят. Вот сейчас он сознается во всём и всё будет хорошо.
— Я, Эддард Старк, лорд Винтерфелла, десница короля...
«Дурочка!» – вдруг прокричал какой-то голос у неё в голове так, что она вздрогнула. – «Они убьют его!»
Ну конечно же, нет. Королева обещала, разве можно ей не верить? А этот голос просто из-за волнения, потому что вокруг так много народу и все напряжены, все ждут.
— Я обманул доверие моего друга короля Роберта! Я поклялся защищать и оборонять его детей, но, прежде чем король оставил нас, я вступил в заговор, чтобы сместить его сына и захватить трон. Пусть верховный септон, Бейелор Благословенный и Семеро будут свидетелями моих слов. Джоффри Баратеон является единственным законным наследником Железного трона и, по воле всех богов, лордом Семи Королевств и Хранителем государства.
Кто-то бросил в него камень. Сансе показалось, будто ударили её – так сжалось сердце. И все эти несправедливые слова... Но всё будет хорошо. Всё забудется. Вот ещё один камень и ещё, но золотые плащи защитят отца.
«Сделай что-нибудь, ты должна им помешать», – снова этот голос! Хоть и её собственный, но такой громкий, назойливый, противный! Кому помешать? Всё так, как должно идти. Перебить отца значит всё испортить.
Верховный септон преклонил колено перед Джоффри и его матерью.
— Мы грешим, мы страдаем, — проговорил он гулким басом, куда громче, чем отец. — Этот человек исповедал свои прегрешения перед лицом богов и людей в этом святом месте, — радуги заплясали вокруг его головы, и он простер руки к королю. — Боги справедливы, но Благословенный Бейелор учил нас тому, что они также и милосердны. Что будет сделано с этим предателем, светлейшая государыня?
Король Джоффри быстро шагнул вперед из-за щитов гвардейцев.
— Мать моя просит, чтобы лорду Эддарду разрешили уйти к Черным Братьям, и леди Санса умоляла простить ее отца, — поглядев на Сансу, он улыбнулся, и Санса едва не протянула руки ему навстречу, но Джоффри, её добрый господин , повернулся к толпе и сказал:
— Женское сердце мягко. И пока я — ваш король, ни одно предательство не окажется безнаказанным. Сир Илин, принесите мне голову изменника!
О, как хорошо она помнила этот миг! Та, другая, альва-Санса, для которой это было впервые, уже готова была зарыдать, но Санса-настоящая вытолкнула её грубо, как никогда никого не толкала. Все взгляды были прикованы к сиру Илину, поднимавшемуся по ступеням, и она сделала первое, что пришло в голову: выхватила из ножен ближайего золотого плаща меч и приставила к горлу королевы.
Вернее, нет. «Выхватила» она его только в мечтах – клинок оказался куда тяжелее, чем она думала, и плясал в её слабых руках, выписывая восьмёрки, а уж о том, чтобы поднять её к шее величественной королевы Серсеи не было и речи.
– Ваше величество!.. – она никогда ещё не испытывала такого ужаса. Все затихли. Все смотрели на неё. И Джоффри. И отец. Отцовского взгляда, поражённого, болезненного, она боялась больше всего. – Отмените... отмените приговор!
Это был не крик, а писк какого-то птенца, пронзительный, отчаянный.
В следующее мгновение сильный удар свалил её с ног, меч загремел по ступеням, и это было последнее, что Санса услышала.
Она думала, что вновь окажется в странной комнате мейстера Фриланда, но чуда не произошло. Голая, сырая темница с пучком грязной соломы на полу – вот всё, что ей осталось. Причёска растрепалась и наощупь напоминала лохматое воронье гнездо. Платье было изорвано, смято, всё в грязи. Тело саднило от холода и синяков.
«Меня будут пытать», – подумала Санса, сжавшись в комочек на полу. – «Меня тоже заставят признаться в измене и казнят».
Она не знала, как позвать мейстера Фриланда, и был ли вообще мейстер Фриланд. Может, он и его непонятные разговоры ей только привиделись в бреду? Теперь её не простят. Она напала на королеву, а это ужасный, ужасный поступок, и отец умер, зная, что его дочь на такое способна.
Убила короля, чуть не убила королеву, связалась с колдуном...
«Я какое-то чудовище», – мысль об этом была так невыносима, что она разрыдалась. – «Наверное, я правда недостойна того, чтобы жить".
А она ведь только-только снова обрела жизнь! Смогла двигаться, видеть свои руки и ноги, носить платья. И чувствовать боль тоже.
Дверь душераздирающе заскрипела, и Санса в ужасе забилась в угол, спугнув тихих мокриц. На пороге стоял Пёс, жуткий, мрачный, как неотвратимая гибель. Он будет её пытать. Конечно, он не палач, но сделает что угодно, всё, что Джоффри ему прикажет. Правда, поднос с лимонными пирожками и вином в кувшине был очень странным орудием пытки.
«Меня будут морить голодом, он пришёл поиздеваться», – решила Санса, и в ней, несмотря на страх, вскипело негодование. Очень уж это было подло!
Она встала, одёрнула рваное платье и с достоинством поклонилась, приветствуя его.
– Добрый вечер, сир Клиган, – её голос дрожал, как овечий хвостик. – Чем я обязана вашему визиту?
Он поставил поднос прямо на пол и скрестил руки на груди.
– Впервые вижу такую храбрую дуру, – голос у него был насмешливый, но как-то неестественно. – Ты на что надеялась? Что Серсея тебя простит и посмеётся? Или, может, что Джоффри не станет орать: «Четвертуйте её прямо тут!»? Порадовала отца напоследок, нечего сказать.
Санса с трудом проглотила рыдания, но как бы сильно ни было горе, при виде пирожков у неё подводило живот.
– Ну? Что ты молчишь?
Она не знала, что надо говорить, и потому прошептала только:
– Извините...
– «Извините»? – усмешка перекосила и без того жуткое лицо Пса. – Ещё скажи, что ты не нарочно. Жуй свои пироги, я за них пообещал этой змее Варису золотые горы, которых у меня нет. Чтоб всё съела.
Санса как можно грациознее опустилась на пол. Пёс уселся рядом, не сводя с неё тёмных, внимательных глаз. Когда горло стискивает, будто латной перчаткой, очень трудно есть даже самые вкусные пирожки, но она старалась, хотя её подташнивало.
– Что бы сделали вы, если б вашего отца... – она даже не смогла договорить.
– Мой отец и так был обречён, слишком доверял Григору. Я давно знал, что он поплатится, вот и всё, – он отвернулся. – Но я не кинулся на брата тогда, потому что был щенком, он бы прихлопнул меня в два счёта. Если хочешь убить кого-то, Пташка, надо думать головой и набираться силы.
– Меня казнят? – осторожно спросила Санса. У неё не было времени «набираться силы», и она никогда не хотела никого убивать. Пирожки и вино кончились быстрее, чем она думала. Даже забыла поделиться с Псом! Ей было стыдно, но больше – как-то странно и сонливо, хотя разве она не очнулась лишь несколько мгновений назад?
– Они сейчас думают, что с тобой делать, – Пёс неожиданно ласково взял её за плечи и потянул к себе. Санса послушно легла, положив голову ему на колено. Сон одолевал её быстрее, чем она успевала этому удивляться и возмущаться такому отношению. – Ну и пусть думают. Тебе уже всё равно. Евнух сказал, ты просто заснёшь, вот и спи, пташка.
Он гладил её по волосам так ласково! А ведь по нему не скажешь, что он умеет быть ласковым хоть с кем-то, такой грубый, язвительный, злой.
Да, она немного поспит, а потом придумает, как упросить Джоффри её пощадить. Скажет, что была не в себе от горя... скажет ещё что-нибудь...
– Засыпай, пташка, засыпай, маленькая дурёха. Туда тебе и дорога.
Она уже проваливалась куда-то, снова в ту же темноту, что была перед тем, как мейстер Фриланд...
...мейстер Фриланд...
Фриланд вернул предохранитель на место и закрыл щиток. Если он в следующий раз наглухо обесточит весь Старомест, будут проблемы, а если внутри Леди что-нибудь перегорит – катастрофа.
Что тогда случится с сознанием Сансы Старк?
Если он, конечно, не сошёл с ума, и она действительно здесь.
Леди никто не программировал на слёзы, но она рыдала уже минут пять, а значит, что-то чужеродное в ней и правда сидело.
– Я не смогу туда вернуться... – плакала она. – Я никогда не смогу...
Не зная, как её утешить, Фриланд налил себе ещё чаю в целую кружку. Он пока не мог делать выводов. Наблюдать и записывать результаты эксперимента, – вот всё, на что его хватало. Он чокнется, если начнёт анализировать прямо сейчас.
– Просто мы выбрали слишком поздний момент, – сказал он. – Это вовсе не из-за того, что вы глупо себя повели. Хотя, это правда было очень, очень глупо. Назовите мне другую дату, скажем, когда король ещё был жив.
Ответом ему был громкий всхлип. Вот за это Фриланд не любил женщин. Они все вечно на эмоциях, и никогда не знаешь, что им вдруг придёт в голову. Зачем он вообще ей помогает? Просто потому, что ему жалко?
Он вспомнил похороны своего отца. Если б ему дали шанс всё изменить? Если б сказали: давай, Фрай, вернись туда и заставь его остаться дома, чтоб он не попал под машину. Конечно, он не раздумывая нажал бы заветную кнопку на пульте. Может быть. Теоретически.
Но ему нужно было бы всего-то обхитрить отца, а Санса пошла против воли многих людей, которые были куда умнее и сильнее неё. Есть ли мир, в котором такие, как она, побеждают?
– Он ведь отравил меня? – вдруг спросила она почти спокойным голосом. – Ему приказали отравить меня, ведь правда?
Фриланд пожал плечами. Реальный Сандор Клиган как-то перестал его интересовать. В нём не было ничего романтического: здоровенный, уродливый вояка, а не герой, спасший девушку от клеветы. Его сложно было уважать, он относился к тому типажу, которого Фриланд никогда не любил, которого побаивался.
– Назовите дату, и я вас отправлю. Только... – он решил не вдаваться в подробности. – В любой момент всё может сломаться. Вы должны действовать наверняка. Каждый прыжок может быть последним.
Санса замолчала. Она готова была отказаться, Фриланд чувствовал это даже через железную оболочку.
– Турнир... – голос её был совсем слабым. – Турнир Десницы. Все были живы, это был хороший день. Это было так...
...волнительно. И жутко.
Вечером Нед веселился и предвкушал, как завтра впервые выедет на ристалище не как оруженосец Робба, а как рыцарь. Но ночью, в тишине, его одолели страхи. Что если его выбьют из седла первым же ударом? На глазах у короля с королевой, у отца, у знатных лордов и леди и, что самое ужасное, у Джеофрины, его принцессы.
Он собирался, победив, вручить ей розу, и эта идея так ему понравилась, что он только ночью, обливаясь холодным потом, вспомнил, что розы дамам дарит сир Лорас. Юный Нед Старк с лютоволком на гербе хочет быть Рыцарем Цветов, вот что о нём скажут!
А ведь как здорово было бы иметь звучное прозвище! Рыцарь Лютоволк! В память о несправедливо казнённом Верном. Только он уже слышал, что его в замке называют Недом Рыжим, чтобы не путать с отцом. Хотя никакой он не рыжий, матушка говорила, что волосы его – цвета осеннего золота.
Ещё полночи он представлял, как хороши они будут с Джеофриной, когда придёт пора жениться, и как он накинет на её нежные узкие плечики плащ, а потом поцелует прямо в пухлые розовые губки… но потом вспомнил, что на турнире ему, возможно, придётся биться с Горой, и до самого рассвета не мог сомкнуть глаз в ужасе.
Турниры ведь – это не только слава. Его могут убить. Его могут покалечить, как Уилласа Тирелла, и неизвестно, что ужаснее. Рыцарей ценят за красоту, вежливость и галантность, но увечный рыцарь – это приговор, хотя легенды слагали и про таких. Например, слепой сир Пертелот, всё-таки победивший великана, или сир Адельстан, которому кузнец выковал новые руки из серебра, чтоб тот смог отомстить за гибель брата.
Но Нед совсем не хотел рук из серебра. Он хотел вполне живую руку и чистое сердце Джеофрины, такой милой и нежной. Клеветники говорят, будто она завистливая и жестокая, но к прекрасным девам мир часто несправедлив, про это в легендах тоже говорилось.
Ему только никак не удавалось остаться с ней наедине, потому что рядом всё время маячила эта страшная женщина Джонкиль. Высокая, на голову выше Неда, всегда в простых тёмных одеждах, укутанная многими слоями чёрной кружевной вуали, под которой ничего нельзя было разглядеть. Поговаривали, будто она так уродлива, что лошади падают замертво, увидев её, поэтому Джеофрина, забавляясь, когда-то прозвала её Джонкилью, как красавицу из баллады. Прозвище так и прицепилось, и никто уже не помнил её настоящего имени.
Она была при принцессе не то просто придворной дамой, не то телохранительницей, но говорили, что если при дворе появляется девушка красивее Джеофрины, то Джонкиль обязательно подстроит ей какое-нибудь несчастье, как, например, юной Маргери Тирелл, которая «случайно» упала с лестницы и чуть не осталась калекой, как её брат. Нед в таких случаях всегда радовался, что матушка родила его мужчиной – лучше мечом добывать славу в бою, чем испытывать на себе женское коварство.
Однажды он так и сказал в присутствии дам, в шутку, конечно, но презрительнее и обиднее всех смеялась Джонкиль, к которой эти слова были в немалой степени обращены.
Смех у неё был хриплый, неприятный, как собачий лай.
«Вы просто неоперившийся птенец,» – заявила она. – «Который даже из гнезда ни разу не вылетал, а уже думает, что может что-то там чирикать о мире".
Такой женщине, уж конечно, никто на турнире не подарит розу, никто не признает её Королевой Любви и Красоты, вот она и обижена на жизнь, – думал Нед. Главное, чтоб её яд не запятнал чистую невинность златокудрой Джеофрины.
Чтобы как-то отогнать противный страх смерти, он начал мечтать об этой самой невинности... и едва не проспал турнир.
Всё утро прошло для него как в тумане: за городскими стенами устроили целые сотни павильонов, и простой люд собирался тысячами, чтобы посмотреть на турнир. От великолепия захватывало дух: сверкающие панцири, огромные кони, убранные в золото и серебро, крики толпы, знамена, трепещущие на ветру, прекрасные дамы, будто гирлянды цветов...
Нед старался держаться поближе к Джори и говорить весело, громко, чтоб никто не заметил его страх. Сын Десницы не должен страшиться поединков: у него были хорошие учителя, у него добрый конь, его начищенный доспех сияет, отражая солнце. Конечно, панцирь простоват и принадлежал когда-то Роббу, но об этом, верно, никто уже и не помнит.
На поле выезжали герои песен, одна сказочная личность сменяла другую. Вот показались семь рыцарей Королевской Гвардии, во главе с Джейми Ланнистером. Все они были в чешуйчатой броне молочного цвета, прикрытой плащами, белыми, как свежевыпавший снег. Такой же белый плащ на плечах Джейме покрывали золотые доспехи, дополнявшиеся золотым шлемом в виде головы льва и золотым мечом. Прогромыхал лавиной сир Григор Клиган, иначе Скачущая Гора. Нед вспомнил лорда Джона Ройса, гостившего в Винтерфелле два года назад.
— Его бронзовой броне тысячи и тысячи лет, на ней выгравированы магические руны, ограждающие его от всякого зла, — шепнул он Джори.
Нед даже радовался тому, что выезжает среди молодых людей, не совершивших ещё никаких великих деяний. Он узнавал гербы и радовался старым знакомым. Некоторые отвечали на его приветствия, и ему становилось чуть легче.
Сир Белон Свонн, лорд Брайс Карон из Марки. Наследник Бронзового Джона сир Эндар Ройс вместе с младшим братом сиром Робаром – на их посеребренной стальной броне искрилась бронзовая филигрань с теми же древними рунами, которые охраняли отца. Близнецы сир Хорас и сир Хоббер, щиты которых украшала виноградная гроздь Редвинов — алый виноград на синеве. Патрек Маллистер, сын лорда Ясона. Шестеро Фреев с Переправы, сир Яред, сир Хостин, сир Дэнуэл, сир Эммон и сир Тео, сир Первин, сыновья и внуки старого лорда Уолдера Фрея, а с ними его незаконнорожденный сын Мартин Риверс.
Даже они вдруг начали казаться Неду такими же героями, как Джейме Ланнистер, а собственные доспехи – бумажными.
Тем не менее, он хорошо показал себя, выбив из седла Хораса Редвина в первом поединке, а во втором — одного из Фреев. В третьем он трижды съезжался с вольным всадником по имени Лотор Брун, облаченным в столь же простую броню, как и его собственная. Никто из них не упал, но Брун крепче держал пику и точнее наносил удары, поэтому король присудил победу ему. Выбил Неда из седла в первом же поединке сир Меррин из Королевской гвардии, но Нед был даже рад в глубине души – он порядком устал, но добросовестно изображал досаду на более удачливых рыцарей. Конечно, ему не удалось подарить Джеофрине розу, он даже забыл о том, что собирался, но она, неприступная, кажется, и не смотрела на него.
Поединки продолжались весь день до сумерек, копыта огромных боевых коней терзали траву, и поле скоро сделалось похожим на выбитую пустошь. Дюжину раз дамы на трибунах дружно вскрикивали, когда всадники съезжались, в щепу разбивая пики, а простонародье криками подбадривало своего фаворита.
Цареубийца выступал блестяще. Он непринужденно, как на учениях, выбил из седла сира Эндара Ройса и лорда Брайса Карона из Марки. А потом с трудом вырвал победу у седоволосого Барристана Селми из Королевской гвардии, выигравшего первые две схватки у рыцарей, которые были на тридцать и сорок лет моложе его.
Сир Григор Гора, брат Джонкиль Клиган, сидевшей, как всегда, рядом с госпожой, побеждал одного врага за другим самым жестоким образом. Самое ужасное случилось во время второго поединка сира Григора, когда его пика дрогнула и ударила молодого рыцаря Долины под горло с такой силой, что наконечник пробил ворот доспеха, и убитый на месте юноша упал в каких-то десяти футах от зрителей. Острие пики сира Григора обломилось и осталось в его шее, и кровь медленными толчками оставляла тело. На новом и блестящем панцире играл свет, солнце сверкнуло зайчиком на его руке и ушло в облака. Плащ его, нежно-голубой, как небо в ясный летний день, и расшитый по краю полумесяцами, побурел, впитывая кровь, и луны стали алыми.
«На его месте мог быть я,» – подумал Нед, но как-то отстранённо. Он уже видел смерть, при нём казнили беглого дозорного, но смерть всегда была чужая, не имевшая к нему никакого отношения. Молодой рыцарь ничего для него не значил, Нед даже забыл его имя. Мир тоже забудет. И песен о нём не споют.
Потом засечный рыцарь в клетчатом плаще опозорил себя, убив лошадь под Бериком Дондаррионом, и был объявлен выбывшим из борьбы. Лорд Берик перенес седло на другого скакуна, но только для того, чтобы быть выбитым из него Торосом из Мира. Сир Арон Сантагар и Лотор Брун съезжались трижды, но безрезультатно. Потом сир Арон уступил лорду Ясону Маллистеру, а Брун — Робару, младшему сыну лорда Ройса. В конце концов на поле остались четверо. Торос из Мира, чудовищный Григор, Джейме Ланнистер Цареубийца и юный сир Лорас Тирелл, которого звали рыцарем Цветов.
Сир Лорас был младшим сыном Мейса Тирелла, лорда Хайгардена, Хранителя Юга. Ему было шестнадцать, как и Неду, но в то утро он в первых же поединках выбил из седла поочередно троих королевских гвардейцев. Нед завидовал ему отчаянно и так же отчаянно презирал себя за это чувство. Ведь сир Лорас был так храбр, так красив! И как, наверное, прекрасно было бы стать его другом, вместе совершая подвиги, ночуя под открытым небом, выезжая на охоту…
Панцирь его был украшен причудливым узором, изображавшим букет из тысячи различных цветов, а снежно-белого жеребца покрывала попона, сплетенная из красных и белых роз. После каждой победы сир Лорас снимал шлем и медленно объезжал поле; увидев в толпе прекрасную деву, он вынимал из покрывала белую розу и бросал ей. В своем последнем поединке в тот день он съехался с молодым Ройсом. Древние руны сира Робара не смогли защитить его, сир Лорас с жутким грохотом расколол щит своего противника и выбил его из седла в грязь. Робар остался стонать на земле, а молодой победитель отправился объезжать поле. Наконец кликнули носилки, и недвижимого Робара унесли в шатер.
Всем девушкам он дарил белые розы, но для Джеофрины выбрал красную – Нед заметил, и его сердце сжалось от ревности.
— Милая леди, ни одна победа не может быть прекраснее вас! – вот что он сказал. Так просто и так элегантно, как у Неда никогда бы не вышло. Но пусть, ему бы хоть просто поговорить со своей принцессой.
К этому времени уже поднялась луна, и толпа устала, поэтому король объявил, что последние три поединка состоятся на следующее утро перед общим турниром. Простолюдины разошлись по домам, обсуждая схватки минувшего дня, придворные отправились на берег реки, где их ждал пир. Шесть громадных зубров жарились на кострах уже несколько часов, туши медленно поворачивались на деревянных вертелах, поварята старательно обмазывали их маслом и травами до тех пор, пока мясо не запеклось и не начало истекать соком. Возле павильонов поставили скамьи и разложили столы, уставили их блюдами со сладкими травами, клубникой и свежевыпеченным хлебом.
Неду отвели весьма почетное место слева от приподнятого помоста, на котором рядом с королевой восседал король. По правую руку от матери уселась принцесса Джеофрина, и Нед ощутил, как напряглось её горло. Принцесса не сказала ему ни слова после казни Верного, а он не осмеливался заговорить с ней. Конечно, не она была виновата, это всё королева и дура Арья. Если бы не Арья, ничего бы с ними вообще не случилось. Как можно ненавидеть и обвинять принцессу? Особенно сегодня, когда она была так хороша в своём синем платье и тонкой, изящной короне. Нед боялся лишь, что она не обратит на него внимания или, в ответ на какое-нибудь неосторожное слово расплачется и убежит из-за стола.
Но Джеофрина улыбнулась ему и позволила поцеловать ей руку – красивая и любезная, как подобает принцессе из песен.
— Сир Лорас умеет понимать красоту, милая леди, – не удержался от ревнивого замечания Нед.
— Он был слишком добр ко мне, — отозвалась Джеофрина, скромная и спокойная. — Сир Лорас — истинный рыцарь. Как вы думаете, он победит завтра, милорд? Уверена, моя дядя Джейме расправится с ним. А через несколько лет, или раньше, вы превзойдёте их всех.
Нед вспыхнул, пробормотав нечто невразумительное и, лихорадочно придумывая, что остроумного сказать, поднял руку, подзывая слугу с бутылкой ледяного летнего вина, и наполнил ее чашу.
Слуги наполняли чаши всю ночь, но потом Нед не сумел даже вспомнить вкуса вина: он и так был пьян - от великолепия, от красоты, от того, что смерть прошла мимо, а толпы людей на ристалище приветствовали его и радовались его победам.
Перед павильоном короля сидели певцы, заполнявшие сумерки музыкой. Жонглер подкидывал в воздух горящие дубинки. Собственный шут короля, Лунатик, — простак, лицо пирожком, — выплясывал на ходулях и без умолку вышучивал всех и каждого с такой откровенной жестокостью, что Нед усомнился в его простоте.
Вечер был прекрасен, Джеофрина была сама покорность и любезность, и всё же что-то было не так. Какой-то неприятный голос зудел у него в голове, какая-то мысль о том, что он что-то забыл, что надо о чём-то сказать отцу... Но о чём?
Потом пошли сласти: пирог с голубями, запеченные яблоки, благоухающие корицей, и лимонный пирог под сахарной глазурью. Но к этому времени Нед уже настолько наелся, что сумел управиться только с двумя маленькими пирожками с лимоном, невзирая на то, что очень любил их. Он как раз подумывал, не взяться ли за третий, когда король начал кричать. Король Роберт становился все говорливее с каждым блюдом. Время от времени Нед слышал, как он смеется или выкрикивает распоряжения, заглушая музыку, стук тарелок и утвари, но они сидели слишком далеко от него, чтобы он мог разобрать слова. Теперь Роберта слышали все.
— Нет! — прогрохотал он, заглушая все разговоры. Потрясенный Нед видел, что король поднялся на ноги, шатаясь и побагровев. В руке Роберт держал кубок с вином, хотя уже был пьян. — Не приказывай мне, женщина! — рявкнул он, обращаясь к королеве Серсее. — Король здесь я, понимаешь? Я правлю в этой стране, и если я сказал, что выеду завтра на турнир, то выеду! — все только глядели, разинув рты.
Нед заметил сира Барристана, Ренли, брата короля, и еще того невысокого человечка, который недавно о чём-то тихо говорил с отцом. Но никто не сделал попытки вмешаться. Лицо королевы прревратилось в бескровную маску, настолько белую, что ее, пожалуй, можно было бы вылепить из снега. Серсея поднялась из-за стола и, собрав свои юбки, молча бросилась к выходу. Челядь направилась следом.
Джейме Ланнистер положил ладонь на плечо короля, но король оттолкнул его в сторону. Ланнистер споткнулся и упал. Король расхохотался.
— Тоже мне великий рыцарь! Я легко сумею втоптать тебя в грязь… Помни это, Цареубийца! — он ударил себя в грудь украшенным драгоценными камнями кубком, расплескивая вино по атласной рубахе. — Давайте мне мой молот, и ни один рыцарь в королевстве не выстоит против меня!
Джейме Ланнистер поднялся и отряхнулся.
— Как вам угодно, светлейший государь, — ответил он напряженным голосом. Лорд Ренли с улыбкой шагнул вперед:
— Ты пролил вино, Роберт. Позволь мне подать тебе новый кубок.
«Цареубийца,» – зазвенело в голове Неда. – «Цареубийца».
Почему это слово повергает его в такой трепет? Что он забыл?
Нед вздрогнул, когда Джеофрина вдруг положила свою руку на его ладонь.
— Становится поздновато, — сказала принцесса. На лице ее застыло странное выражение, словно она больше не видела его. — Не проводите ли вы даму до замка?
Это было всё, о чём Нед мог мечтать.
— Я хотел сказать… да, разумеется! Если дама нуждается в моей защите, я не могу ей перечить, это будет честь для меня, я готов...
Джеофрина хлопнула в ладоши:
– Джонкиль!
Чёрная женщина будто соткалась из тьмы, так быстро она появилась. Даже отсветы факелов не проникали через её вуаль.
— Да? — проговорил она.
– Я устала от тебя за сегодня. Благородный рыцарь проводит тебя в замок и приглядит, чтоб с тобой ничего не случилось, – принцесса отвернулась и, не сказав даже ни слова прощания, направилась прочь. Нед всем телом ощутил на себе взгляд Джонкиль, даже из-под вуали.
– А вы уж решили, что Джеофрина будет умолять провожать её? – она рассмеялась своим неприятным смехом. – На это рассчитывать нечего!
Нед из вежливости предложил даме опереться на его руку, но она, презрительно фыркнув, отвергла предложение. Да и верно, рука об руку они смотрелись бы странно.
«Какая же она всё-таки высоченная,» – тоскливо подумал Нед. Вместо принцессы ему приходилось провожать эту… грубую, высокомерную особу, которую даже женщиной можно было назвать с натяжкой.
Он прихватил факел, чтобы освещать их путь. Джонкиль следовала за ним. Удивительно, как она могла хоть что-то разглядеть через свои кружева. Почва была каменистой и неровной, в мерцающем свете тени двигались и перемещались под ногами. Нед шел, опустив глаза, старательно выбирая место, куда можно было ступить. Они проходили между павильонов, перед каждым из которых высилось знамя и висела броня; молчание становилось тяжелее с каждым шагом: Нед не мог выносить общество этой женщины, настолько она раздражала его своей бесцеремонностью, недостойной леди. Однако он был воспитанным молодым человеком. Истинный рыцарь будет покорно сносить упрёки от дамы, пусть и уродливой, сказал он себе.
— Ваш брат выступал сегодня самым доблестным образом, леди Джонкиль, — заставил он себя пробормотать, не зная, что ещё похвалить в ней. – И вы сегодня прелестны.
Кажется, с комплиментом он перегнул палку. Джонкиль огрызнулась:
— Избавь меня от своих пустых комплиментов, мальчик, я не прелестна и никогда такой ни была, ни сегодня, ни в любой другой день. А мой брат... о, тут ты прав.
— Да, — проговорил Нед заалев. — Он был…
— Таким доблестным? — подсказала Джонкиль.
Она смеется над ним, понял Нед.
— Никто не смог противостоять ему, — гордясь собой, наконец нашёлся он. Это не было ложью.
Джонкиль Клиган вдруг остановилась посреди темноты. Ему пришлось встать рядом. Почему-то и эта ночь, и это место, и разговор казались ему такими знакомыми...
— Ты и правда глупый, желторотый птенец. Ты похож на тех птичек, прилетевших с Летних островов, вот что. Они сидят на жёрдочке, гордятся своими пёрышками и повторяют всё, чему их научили.
— Это нехорошо, — Нед стиснул зубы. — Вы – злая женщина, и было бы правильно бросить вас прямо тут.
— Никто не может противостоять ему, — голос у Джонкиль был ядовитый, как у ведьмы. — Вот это правда! Никто не способен противостоять Григору. А хорошо он отделал этого мальчишку, своего второго противника! Ты видел, правда? Дурак. Незачем ему было выезжать в такой компании. Ни денег, ни сквайра, некому помочь надеть доспехи. Он плохо завязал воротник. Ты думаешь, что Григор не заметил этого? Или ты полагаешь, что пика сира Григора дернулась вверх случайно? Милый, вежливый мальчик, если ты в это веришь, то уж точно пустоголов, как птица. Пика Григора смотрит туда, куда ее направляет Григор, — она вдруг яростно дёрнула вуаль, шпильки, блеснув в свете факела, исчезли в траве, ветер взметнул кружева и чёрные волосы. — Смотри, вот тебе хорошенькое личико, смотри на здоровье! Я знаю, что ты этого не хочешь, но тебе придётся, благородный рыцарь, чтобы не оскорбить даму! Гляди внимательно!
Правая сторона лица её казалась изможденной: острые скулы, серый глаз под тяжелым лбом, нос большой и изогнутый, жидкие темные волосы. Джонкиль зачесывала их набок, потому что на другой стороне её лица они не росли.
Левой половины лица не было. Ухо отгорело, осталась лишь дырка. Глаз еще видел, но его окружал змеиный клубок шрамов, обожженную жесткую черную плоть покрывали рытвины и глубокие трещины, в которых, когда Джонкиль шевелилась, поблескивало что-то красное и влажное… снизу на челюсти съежившаяся плоть открывала кусочек кости.
Нед не выдержал и отвернулся. Ему стало стыдно за то, что он не мог испытывать к ней никаких рыцарских чувств, хотя мама всегда говорила, что красота – не главное в женщине. Но всё же нельзя было сравнить это уродство с красотой Джеофрины. Нельзя было чувствовать к ним одно и то же.
— Значит, нет у тебя хорошеньких слов для меня, юноша? Для этого твои наставники не знают никаких комплиментов? — ответа не последовало, она продолжила: — Все знают, что я уродлива, но никто не знает, почему. Некоторые дураки даже думают, что я родилась без носа или без глаз.
На этот раз смех её был мягок, но в нем слышалась горечь.
— Но я скажу тебе, юноша, как это было, — она приблизилась, шелестя, скользя по траве, как призрак. — Я была совсем девчонкой, мне было тогда семь, а может, даже и шесть. В деревне возле стен крепости моего отца один резчик по дереву устроил свою лавку и, чтобы добиться поддержки, послал нам подарки. Старик делал восхитительные игрушки. Я не помню, что получила тогда, но мне очень понравился подарок Григора — разрисованный деревянный рыцарь, каждый сустав его двигался и был закреплен веревочкой, поэтому он мог сражаться. Григор был на пять лет старше меня и перерос эту игрушку. Он уже стал сквайром, мускулистый как бык и почти шести футов ростом. Поэтому я взяла его рыцаря, чтоб поженить со своей куклой, но кража не принесла мне счастья — я держалась настороже, и все-таки он поймал меня. В его комнате была жаровня. Григор не сказал даже слова, просто взял меня под мышки, уткнул лицом в горящие угли и держал так, невзирая на все мои вопли. Ты видел, какой он сильный. И уже тогда вырвать меня у него сумели только трое взрослых мужчин. Септоны говорят о семи пеклах. Что они знают? Только те, кто был обожжен, как я, знают, что такое истинный ад. Отец сказал всем, что постель моя загорелась, а наш мейстер лечил меня мазями. Мазями! Григор тоже получил свою мазь. Четыре года спустя его помазали семью елеями, он принес свои рыцарские обеты, и Рейегар Таргариен, ударив его по плечу, сказал: «Восстань, сир Григор!».
Скрежещущий голос умолк. Джонкиль отступила, снова накинув вуаль. Её чёрный силуэт растаял во тьме. Нед слышал её неровное дыхание в тишине, его раздражение почему-то улетучилось, и он испугался за неё. Всё-таки, она была женщиной, а они чувствительнее мужчин. Он наугад протянул руку, тронув её за плечо.
— Он не настоящий рыцарь, — шепнул он. Ответом ему был резкий, громкий смех.
— Ты прав! О да, птенец, он не настоящий рыцарь! – Джонкиль поймала его за руку. – Если б я была мужчиной, я убила бы его! Я дралась бы с ним на турнире и давно уже убила бы! Будь я мужчиной, плевала бы я на уродливое лицо!
– Нет, – тихо произнесла Санса. Нед уступил ей место легко, нужно было только подтолкнуть. Ей было удивительно, что Сандор почти не изменился в этом странном мире, где всё перевернулось с ног на голову. – Будь вы мужчиной, вы страдали бы и печалились точно так же.
Ей раньше не приходило в голову, что Пёс может быть печален, он казался ей только злым, ненавидящим всех подряд. Но Джонкиль Клиган мучилась от боли, и Санса могла по-женски понять её, хотя не знала, как это – быть уродиной.
«Вы не так некрасивы,» – хотела бы сказать она. – «Вуаль делает вас загадочной, а если бы у вас были хорошие манеры и доброе сердце, мужчины влюблялись бы в них».
Санса вспомнила, как Сандор взял на себя её вину. Как убил её, чтобы не мучилась.
Может быть, в его сердце всё же осталась капелька доброты и благородства? Он ведь не хотел обидеть её в такую же ночь после турнира. Он хотел лишь... чего?
Джонкиль была обижена, потому что нелюбима. Но разве для мужчин это так важно? Санса никогда об этом не задумывалась, а Нед думал обо всём подряд, и в голове у него была какая-то каша.
В сущности, он был глупым юношей, хоть и прехорошеньким.
Остаток пути они молчали. Сансе странно было вести себя как мужчина, она боялась сделать или сказать что-нибудь не так, и потому молчала. У дверей в опочивальню она, жутко конфузясь, неловко взяла руку Джонкиль в свою и поцеловала.
— Благодарю вас, милорд, — бросила Джонкиль, и вдруг перехватила руку Неда.
— То, о чем я рассказала тебе сегодня, — её голос превратился в шипение. — Если ты когда-нибудь скажешь хоть кому-нибудь...
— Не скажу, — прошептала Санса. — Обещаю.
Этого было мало.
— Если скажешь кому-нибудь, — закончила чёрная женщина, — я отравлю тебя.
Эту ночь Санса провела без сна. Она лежала на неразобранной кровати Неда. На своей кровати в своей комнате, которая принадлежала теперь совсем другому человеку.
Перед этим Санса долго сидела у зеркала, разглядывая юношу, которого мысленно называла братом. Это было проще, чем осознать, что молодой Нед Старк – шутка Семерых, которым захотелось, чтоб её родители вместо девочки зачали мальчика.
Он был старше, очень красивый и похожий на Робба, но с гладкими розовыми щеками в блёклых веснушках. Санса покраснела и улыбнулась ему, а он, в ответ, улыбнулся ей. Она хотела раздеться и юркнуть под тяжёлое, вышитое одеяло, но почему-то смутилась и убрала руки от завязок. Это было всё равно что подглядывать за кем-то – занимать тело Неда было неприлично, а разглядывать его из любопытства – неприлично вдвойне, поэтому Санса просто лежала поверх одеяла и пыталась не утонуть в водовороте мыслей. Некогда удивляться волшебству и шуткам Семерых, нужно предупредить отца. Завтра. На турнире.
На турнире...
(Продолжение в комментариях)
Автор: ~Хару-Ичиго~
Бета: fandom PLIO 2014 (Ребята, если тут есть тот, кто меня бетил, отпишите, пожалуйста)
Размер: макси, 22 885 слов
Пейринг/Персонажи: Сандор Клиган / Санса Старк, male!Санса Старк/fem!Сандор Клиган, и др. ОМП, ОЖП
Категория: гет
Жанр: романс, путешествия во времени, альтернативные реальности
Рейтинг: R
Иллюстрация: ссылка
Краткое содержание: Далёкое будущее даёт Сансе шанс спасти отца и стать счастливой. Но есть ли такая реальность, в которой все могут быть счастливы?
Примечание/Предупреждения:
1) Эксперименты Фриланда в области квантовой механики совершенно антинаучны и никакой реальной подоплёки не имеют.
2) В тексте использованы цитаты (в том числе, видоизменённые, но несомненно принадлежащие Мартину) из "Игры престолов", "Битвы королей", "Бури мечей" и "Пира Стервятников"
But there never seems to be enough time
To do the things you want to do
Once you find them
I’ve looked around enough to know
That you're the one I want to go
Through time with
Jim Croce "Time in a bottle"
читать дальше
ФРИЛАНД
– Зима скоро, – сказала Эрстин, просто чтобы не молчать.
– Точно, – согласился Фриланд, хотя до зимы было ещё месяца три, и даже Белую Распродажу ещё нигде не объявляли.
Они снова замолчали.
Эрстин, стуча острыми ноготками по сенсорному экрану, набирала кому-то сообщение, а Фриланд тоскливо прикидывал, что старая куртка и ботинки не вынесут ещё двух зимних лет, которые предсказывали синоптики. Значит, придётся в недалёком будущем всё-таки тащиться на Белую Распродажу, толкаясь среди нищебродов и любителей халявы.
Вокруг звякала чашками, гудела кондитерская Староместского музея; запах карамели и шум голосов поднимались к гулким сводам внутренней галереи. Фриланд мог бы рассказать, в каком году и каком стиле и по чьему приказу была перестроена эта часть Старого Места, но это была не лучшая тема для беседы с девушкой, особенно с такой, как Эрстин. Знак Зодиака, модель телефона, последние новости и киношка, – так было написано в памятке от Ройфрена.
Ройфрен вообще обожал писать памятки. И знакомить Фриланда с девушками.
«Она тебе понравится,» – каждый раз говорил он. – «На этот раз – точно в яблочко».
Принцип выборки Фриланд никогда не понимал, потому что» в яблочко" продолжалось уже лет пять, и каждый раз мимо.
«Тебе даже не надо её никуда водить, встретитесь прямо тут, в Староместе. Эрстин Кайла, помнишь? Из пресс-службы. Она ещё вертелась вокруг, когда мне вручали цепь. Ну?»
Фриланд не помнил. Окружающие его вообще мало интересовали, и такой драгоценный ресурс, как память, он на них тратить не собирался. Тут ему, впрочем, отвечали взаимностью.
Немного сутулый, темноволосый, склонный к полноте и оттого кажущийся обманчиво мягким, он отпугивал холодными словами и взглядами тех, кто к нему совался. Но мама учила, что с девушками надо быть вежливым, и потому в их обществе он обычно молча страдал.
У Ройфрена таких проблем не было: он считался прекрасным принцем Цитадели. Если где-то требовался голубоглазый зубастый блондин с хорошо подвешенным языком, туда сразу же запихивали Роя. Единственное, отчего он чувствовал себя неполноценным – отсутствие мейстерской степени. Когда его, наконец, удостоили долгожданного звания, Фриланду пришлось добросовестно и под чутким руководством отсмотреть все девятьсот фотографий. Ройфрен идёт к сцене, на Ройфрена надевают символическую мейстерскую цепь, Ройфрен жмёт руку Грандмейстеру, Ройфрен произносит речь, Ройфрен с бутылкой «Кровавой Валирии» лапает статую Сареллы за маленькую, отполированную многими поколениями защитившихся, грудь...
А дальше – размазанный, засвеченный чад кутежа.
Сам Фриланд ничего подобного не устраивал, сохранил только вырезку из университетской газеты. Так, на память. Цепь вообще не имела для него значения, он работал что с ней, что без неё, а прибавку в жалованию ему тратить было не на что.
Разве только угостить девушку пирожными, которые здесь стоили астрономическую сумму.
– Ты же... тот парень, который выдумывает машину времени?
Если б ему давали по кингсдалеру каждый раз, когда он слышит этот идиотский вопрос!
Фриланд набрал в грудь побольше воздуху. Обычно отвечать он начинал издалека – это был гарантированный способ отпугивать людей вежливо.
* * *
– ...и на суде он полностью во всём сознался. Принял все обвинения и остался в истории как Клиган Цареубийца. Он же – Бешеный Пёс.
– Кошмар какой-то, – Эрстин уныло поковыряла лимонное пирожное. – Я это жуткое средневековье никогда не понимала. Он что, просто взял короля и его маленькую невесту... и выкинул со стены в ров? Слава Семерым, сейчас такого не случается. И главное, зачем он это сделал?
– Этого нигде не сказано. Некоторые специалисты считают, что он действовал по чьему-то приказу, доводят заговор чуть ли не до Мартеллов. Но это бред: людей травили, несправедливо обвиняли, казнили... было много других способов убить короля. Не таких грубых.
– Значит, он просто был сумасшедший. Бррр! Подожди. А почему мы вообще об этом говорим? Ты же физик, а не историк.
Фриланд уткнулся взглядом в чашку. Вот он, самый опасный момент в разговоре, после которого всё с ним, в общем-то, становилось ясно. Он не хотел хвастаться, но получилось само собой.
– У меня мейстерская цепь по физике... и ещё одна по истории, – неохотно признался он. – Я защищал кандидатскую по Ланнистерам эпохи Войны Королей.
Глаза у Эрстин стали круглые, как пуговицы.
– И потом сразу в физику?! Ну ты даёшь!
– Нет, не сразу, конечно... – Жаль, что в кружке тёмного вина со специями нельзя утопиться. – Одновременно. У меня всегда были хорошие оценки и не было проблем с усвоением материала... я стремлюсь к тому, чтобы физика удовлетворяла мои потребности как историка. Я со школы пытаюсь разгадать тайну смерти короля Джоффри, и, кажется, есть только один способ.
– Но, Фриланд… – ох, нет. Он отлично знал этот тон. Так говорят детям о том, что Зимнего Деда не существует. – Но ведь нет никакой тайны. Его убил телохранитель, ты сам сказал.
Фриланд и к этому привык, так что у него получилось подавить вздох. Как бы он ни бился, какие бы противоречивые документы ни цитировал, отвечали ему одно и то же.
«Но ведь нет никакой тайны».
Ну да. Человек, преданно служивший Ланнистерам, телохранитель и чуть ли не приёмный отец юного короля сбрасывает его с башни на глазах у стражи. Вместе с ни в чём не повинной Сансой Старк. Всё предельно понятно.
Кому вообще нужна вся эта историческая плесень? Какие-то давным-давно истреблённые семьи, какие-то имена, люди, которым в учебниках выделено в лучшем случае по паре строк?
Но Фриланда в детстве почему-то поразила эта история. Королей убивали и раньше, но цареубийцы всегда были прославленными воинами из благородных домов. Джейме Ланнистер, Уолдер Фрей – целая вереница исторических личностей. И тут – непонятно как затесавшийся Клиган с Простора, который был чем-то важен для всей этой истории, но никто уже не помнит и никогда не узнает, чем.
Даже он, Фриланд Сноу, не узнает. Его статьи считают слишком фантастичными, его теории – домыслами, а гениальный ум – пропадающим впустую. Единственный способ доказать – увидеть самому.
– Фриланд? Ты поэтому делаешь машину времени? Потому что хочешь проверить?
И новый виток объяснений. Но этот, обычно – куда сложнее и закрученнее.
– Строго говоря, это не машина времени. На ней нельзя никуда переместиться, это невозможно.
– Правда невозможно? Но я читала одну фантастическую книжку, там был бывший десантник с геном варга, и потом учёные рассчитали, как работает ген варга, и сделали машину времени, чтобы телепортироваться…
Фриланд раздражённо махнул рукой. Он терпеть не мог научную фантастику.
– Ген варга – это просто генетическая аномалия, его невозможно просчитать и вообще непонятно, существует он или нет. А телепортация… Телепортация работает только в микромире, и... в общем, я хочу послать в прошлое световую волну. И увидеть всё своими глазами, – он почувствовал, что стремительно краснеет. – Конечно, есть вероятность, что я просто загляну в одну из вариативных вселенных, созданную моим вмешательством как наблюдателя, но если я смогу эти вселенные как-то маркировать и корректировать направление волны, то в какой-то момент...
Он замолк. У Эрстин было очень сложное лицо.
– Это очень интересно, – вежливо сказала она, разгладив юбку на коленях. – Нет, правда. То есть, это вроде... прожектора, который светит в прошлое?
– Да, – обречённо согласился Фриланд. Он оценил, насколько по-идиотски это звучит со стороны. – Прожектор. Точно. В прошлое.
Он вспомнил, почему не любил глуповатых девушек. Они каким-то образом ухитрялись делать идиота из него.
* * *
Синие сумерки уже собирались над Институтом Цитадели, у кованых ворот Нового Корпуса прогревался служебный автобус, окна на верхних этажах понемногу гасли, но Фриланд шёл навстречу гомонящей у проходной толпе, автоматически здоровался и прощался, протискиваясь к лифту, и хотел только одного: работать.
Люди – это стресс. Женщины, на которых нужно производить хорошее впечатление – стресс вдвойне.
Здесь, в вечернем Институте, можно было успокоиться, отдохнуть ото всех. Не то что в дормиториях, где бесконечно шаркал по коридорам консьерж, а студенты из Солнечного копья жарили что-то невыносимо пряное и пели песни за тонкой стенкой.
Фриланд оккупировал маленькую угловую лабораторию, девяносто процентов которой занимала Леди, похожая на длинное белое пианино. Леди была серьёзным лабораторным оборудованием, доставшимся Фриланду вместе с грантом – фотонным излучателем со встроенным компьютером. Её вычислительные мощности так будоражили воображение Ройфрена, что он вечно обкатывал на излучателе свои кибернетические и инженерские штучки. «У тебя он всё равно простаивает, а мне нужнее,» – вот и всё. Правда, в обмен Ройфрен разрешал другу гостить в своём летнем домике, от которого рукой было подать до развалин Бобрового Утёса и «золотого» музея с сокровищами Ланнистеров.
Последней игрушкой Роя был самообучающийся искусственный интеллект с приятным женским голосом. «Можешь отдавать ей команды, не вставая со стула,» – сказал Ройфрен, представляя своё новшество. – «Она будет тебя слушаться, да ещё и благодарить на десяти языках. Моя девочка – настоящая леди". Так имя «Леди» и прижилось.
Это была самая первая версия. Последующие Леди, созданные уже на других машинах, могли сочинять простенькие стишки и говорить о погоде, но эта, 1.0, просто ободряла Фриланда в тоскливые вечера вроде этого, служила органайзером, а иногда даже будильником.
Рой запрограммировал её говорить «не унывай" и «всё получится», когда Фриланд слишком тяжело вздыхал, и привинтил камеру, чтобы компьютер мог с полной уверенностью говорить «хорошо сегодня выглядишь».
– Здравствуй, Леди, – сказал Фриланд, бросив лёгкую осеннюю куртку на крючок и достав из шкафчика запрещённый завхозом электрический чайник. – Будешь чай?
Это была их старая шутка.
– Здравствуй, Фрай, – отозвался излучатель. – Предложи, когда технологии достигнут такого уровня развития.
После этого они, как всегда, вместе рассмеялись, потому что одинокий смех Леди в полной тишине звучал жутко.
Эрстин уязвила его, Фриланд понял это внезапно, насыпая чай в немытую кружку – медленно же до него доходило! Уязвила и каким-то образом придала ему сил.
Он выдвинул из-за Леди исписанную маркером доску, сел напротив с дымящейся кружкой и погрузился в медитацию.
Что-то не сходилось.
Все формулы были верны, проверены, но вместе не соединялись никак. Волна либо не проходила, либо была такой длины, что он не мог её зафиксировать.
Пятый год. Пока его коллеги получали гранты и двигались по карьерной лестнице, он сидел в своей комнатушке возле лифта и пытался пробиться в прошлое.
Будущее, тем более своё, его не интересовало – в этом вся проблема.
Он смотрел и смотрел, пока линии не начали сливаться в один большой чёрный клубок. Скобки, запятые, цифры, валирийский алфавит... всё смешалось и не хотело распутываться, пока лоснящийся ворон не вскочил вдруг на подоконник, не ухватил чёрную нить, как червяка...
У ворона было три глаза.
«Для воронов из сна нормально иметь три глаза?» – подумал Фриланд, но промолчал, чтобы не обидеть птицу.
– Единица, Сноу – сказал какой-то человек, очень похожий на фриландовского декана. Он стоял перед доской, заложив руки за спину, на поясе у него почему-то был длинный меч. Одежду Фриланд не мог опознать, всё плыло перед глазами, но декан совершенно точно не носил чёрные дублеты и плащи с гербовой волчьей головой.
– Значение может равняться единице. Кто тебе сказал, что нет? Оно не может подниматься выше, это верно.
И действительно, кто? Конечно, декану лучше знать, особенно во сне.
Трёхглазый ворон поймал упирающуюся единицу и сунул Фриланду в ладонь, пачкая его пальцы чернилами. Единица выскользнула, Фриланд рванулся подобрать её... и проснулся.
Чай в кружке остыл и подёрнулся разноцветной плёнкой.
– Леди… – в конце концов, ещё одна дурацкая, пришедшая во сне идея не сможет навредить. Куда уж сильнее? – Поменяй в третьей строке кода 0,5 на 1.
– Сохранить изменения?
– Да.
– Подтверждаю. Начинаю проверку кода. Проверка завершена. Синтаксических ошибок не выявлено. Запускаю излучатель. Излучатель запущен. Проектор запущен. Начинаю трансляцию.
– Что?!
Фриланд вскочил, кружка выпала из его руки, брызнула чаем и осколками.
Белая стена за его спиной ожила.
САНСА
Внешний парапет доходил ей до подбородка, но с внутренней стороны верх стены ничто не ограждало; внизу, в семидесяти или восьмидесяти футах, был двор. «Нужно только толкнуть, — сказала она себе, — он стоит как раз там, где надо, улыбаясь этими жирными червяками. Ты можешь сделать это. Ты можешь. Так сделай прямо сейчас. Не важно, даже если ты последуешь за ним. Это ничего не значит!»
И она толкнула. Бросилась всем телом, обхватила Джоффри за плечи, будто не видала его много-много лет... и рухнула с ним в пропасть.
Она пожалела о содеянном ещё на полдороге, страх охватил её, колени ослабели, но было поздно – Джоффри потерял равновесие.
Полёт. Вот что чувствовал Бран? Так холодно, так страшно, так захватывает дух...
«Так я и умру», – пронеслось в голове у Сансы. – «И все будут ненавидеть меня, все будут говорить, что я убила короля... даже матушка, даже брат, даже Джон... и Арья тоже, но Арья всегда меня ненавидела».
Санса Старк Цареубийца, о Семеро, как это глупо и страшно звучит! Будто она отравительница или коварная ведьма...
«Пожалуйста», – горячо взмолилась она, чувствуя, как крепко Джоффри впился в её плечи, слыша, как он кричит что-то через свист ветра. – «Я хочу жить! Я хочу улететь отсюда!»
О, если б можно было улететь! Если б можно было...
Удара она не почувствовала.
Внизу забегали, засуетились, закричали. Конюх бросил лошадей и помчался через двор, крича что-то, а на башне Сандор Клиган смотрел вниз, вцепившись в парапет.
Как Санса могла всё это видеть сверху? Она и правда летела, будто птица, вернее, её тянуло куда-то ввысь, дальше и дальше от лежащей на земле девочки в красивом платье. Лица у девочки не было – только что-то тёмное и кровавое.
«Это не я», – спокойно подумала Санса. – «Просто похожее платье».
Всё вокруг потемнело.
Она очнулась быстро, как от толчка, и первым, кого она увидела, был Джон. То есть, конечно, это был не Джон, мужчина был на него мало похож, да и старше, но у него были такие же глаза и волосы. Вот только одет он был очень странно и бедно – не воин, но и не крестьянин. Санса даже не могла бы сходу описать его одежду, и белую комнату, в которой оказалась, тоже. Наверное, что-то случилось с её зрением, потому что предметы вокруг напоминали привычные, но были совсем другие.
Санса попыталась поднять руку, но рука не послушалась. Всё, что она могла – вертеть головой.
Боги, всё пропало! – вдруг поняла она. Осталась жива, но не может двигаться, как Бран! Но почему её до сих пор не казнили? Неужели королева настолько чужда милосердия, что велит вынести её на площадь и отрубить ей голову, как отцу?
– Простите... – собственный голос звучал как-то не так, взрослее, мелодичнее.
– Что, леди? – отозвался мужчина, мельком взглянув на неё. Он как раз открыл какую-то заслонку в стене, наверное, тайник, и вытягивал оттуда странные разноцветные нитки.
– Простите, господин... что это за место?
– Обновить подключение к спутнику, – непонятно буркнул он со вздохом. – Сменить язык на новый вестерос.
Санса не поняла ничего кроме слова «вестерос», и это мало её успокоило. Она не в Вестеросе? Но что произошло?
Ей стало страшно. И странно, потому что парализованные люди обычно лежат, а она почему-то стояла. Не было ни голода, ни холода, ни тепла, ни запахов... будто она умерла.
А что если это и есть загробный мир? Поэтому здесь всё такое непонятное.
Санса затрепетала, если только мёртвые души могут трепетать.
– Пожалуйста... – её голос дрогнул. – Пожалуйста, милосердный господин Страж... позвольте мне встретиться с отцом.
«Если он захочет видеть меня, предательницу», – чуть не добавила она.
У стражей загробного мира были, кажется, какие-то имена, но от волнения Санса, естественно, их все позабыла. Она даже не смогла бы перечислить сейчас Семерых. если б у неё спросили.
Страж удивлённо повернулся к ней.
– Леди, – взволнованно сказал он. – Провести полную диагностику системы.
– Я не понимаю, что вы говорите... – но он называет её «леди», значит, даже в загробном мире у неё есть ещё какие-то привилегии и, может быть, её не будут наказывать за грехи так сурово, как других грешников. – Я Санса Старк, мой отец Эддард Старк, позвольте мне встретиться с ним, прошу!
Страж побледнел так, будто вот-вот упадет в обморок.
– Санса... Старк? – он заговорил уже понятнее, медленно, будто подбирая слова. Выговор у него был странный. – Вы... Настоящая Санса Старк?
– Да, и я должна попросить прощения! – как бы ей сейчас хотелось заплакать по-настоящему, слезами! – Но он никогда, никогда меня не простит! Даже после смерти...
– Ген варга! – воскликнул страж, быстро-быстро меряя шагами комнату. Санса притихла. Наверное, это было какое-то ругательство. – В любое живое существо. Но Леди не живое существо. Но у неё есть подобие нервной системы. О-о-о, Семеро, это всё какое-то безумие... Научная фантастика.
– Господин…
– Что?!
Санса умолкла. Что ей теперь делать? Она – просто бесплотный дух, а этот человек – или существо? – не в себе. Или так принято вести себя в загробном мире?
– Извините, – Страж пришел в себя и снова заговорил на понятном языке и неуклюже поклонился. – Я не хотел вас обидеть. Вы действительно умерли, мне очень жаль. Но не до конца. Кажется, вы перебросили своё сознание в мой... в мою... в общем, теперь вы что-то вроде призрака из прошлого. Но у меня в голове не укладывается! Я был прав! Цареубийца – вы!
Санса ахнула. Произнесенное вслух, это слово стало ещё ужаснее. Ах, как хорошо, что она уже умерла и не услышит, с какой ненавистью все дома о ней говорят.
– Я не знаю вашего имени, – напомнила она, стараясь держаться с достоинством. Даже в Аду нужны хорошие манеры. – К моему великому сожалению.
– Мейстер Фриланд Сноу, – ответил страж. Имя у него было совсем человеческое. Разве бастард Севера может быть полубогом? Ну конечно же нет! А вот мейстером – может. Значит, всё вокруг такое непонятное, потому что этот человек занимается магией и запер её душу в какой-то сосуд. Как в сказке, которые рассказывала Нэн.
– Я приняла вас за духа, который провожает мёртвых. Кому вы служите?
Если друзьям, то, может быть, он знает что-нибудь о маме и Роббе? Ох, что-то они теперь о ней думают! Их милая, добрая Санса – убийца!
– Мм... никому, – мейстер запустил руку в тёмную, густую шевелюру. Он был совсем молодой и без цепи. Неужели он лжёт? – Но можно сказать, что государству и Староместу, да. Но послушайте, это всё не важно! Веками никто не мог заподозрить! А он молчал и взял всю вину на себя! Мы все думали о его мотивах, но у него был только один мотив – защитить вас!
Санса снова перестала понимать.
– О ком, о ком вы говорите? Я совсем ничего не понимаю, я была сама не своя, когда бросилась на Джоффри, он говорил ужасные вещи, он сам ужасен!
– Сандор Клиган, якобы сбросивший вас с башни. Он сам во всём сознался. Я видел это собственными глазами, я правда всё это видел! – глаза у Фриланда горели. – Леди Санса. Вы – моё доказательство, моё сокровище. Я изобрёл путешествия во времени! И вы – первый человек, которому удалось телепортироваться на квантовом уровне! То есть... перелететь из одного времени в другое.
Санса молчала, потому что совершенно не знала, что сказать. В голове у неё была какая-то мешанина, но душу постепенно охватывало облегчение. Никто не узнал. Сир Меррин не проговорился, а Пёс зачем-то взял вину на себя. Может быть, ему показалось, что он её толкнул? Или... он правда её толкнул? Конечно, она не смогла бы решиться на такое сама! Или могла? Ведь она не трусиха, что бы там ни кричала ей Арья. Она – Старк.
– Вы здесь, леди Санса?
– Я слушаю вас, мейстер.
– Вы в двадцать первом веке. В будущем. Я вас сюда переместил, я смог!
В будущем? О чём он говорит? Все люди живут из прошлого в будущее, это же здравый смысл. В одной сказке юноша попал к морской царевне, но когда вернулся на Железные острова, оказалось, что прошло сто лет и все, кого он знал, уже умерли. Но она, Санса, сама мёртвая, так что же происходит? Она совсем запуталась.
– Я была бы очень благодарна, если б вы вернули меня домой, мейстер Фриланд, – осторожно сказала она. Почему-то самой оказаться в сказке было совсем не весело и не интересно. Скорее, страшно, хотя чего бояться мёртвым? Или она всё же не мёртвая, раз может оглядываться по сторонам и говорить? Ох, как же всё сложно!
Конечно, мейстер начал объяснять ей, что это невозможно, что сделано – то сделано, её тела больше нет, прошли многие годы, хотя, те-о-ре-ти-чес-ки, если бы она снова применила способности варга, то её сознание вселилось бы в другое тело, может быть, даже тело из прошлого, и если «открыть» окно в тот момент или в то измерение, где она ещё жива, то, скорее всего...
Санса не понимала. Варги – сказочные оборотни, при чём же тут она? Тогда мейстер начал рисовать на белой ширме чем-то вроде краски.
– Существует не одна леди Санса, – говорил он. – У вас было тройное зеркало? Ну, знаете, с тремя створками.
Это было уже что-то знакомое, и она радостно ухватилась за эту ниточку.
– Да! То есть... да, разумеется.
– И вы видели не одну себя, а сразу трёх, – Фриланд провёл длинную линию. – Представьте, что эти три леди вышли бы из зеркала и одна... как же их обозначить... ладно, будем валирийским алфавитом. Альва-Санса пошла, скажем, на турнир, бина-Санса – на пир, вала-Санса... мм... в сад. А вы, скажем, остались бы вышивать. И со всеми Сансами одновременно случались бы разные вещи, и вы говорили бы с разными людьми.
– Да... – отозвалась Санса уже не так уверенно. Три сестры, похожие на неё, как капельки воды. И совсем не похожие на эту дурочку Арью, вот было бы славно!
– А теперь представьте, что вас просят выбрать: зелёное платье или синее. И если вы выберете синее, одна из этих девушек выберет зелёное. А может, ничего не выберет. А может, вообще не будет вылезать из постели и платья ей не будут нужны. Так вот, каждый раз, когда вы говорите или делаете что-то, вы отражаетесь в миллионе... мм... небесных зеркал, и все эти отражения – совсем разные Сансы. Есть Санса, которая не убивала короля, и Санса, у которой жив отец, и Санса, которая вышла замуж за короля Джоффри. Все они существуют одновременно.
Где-то там, далеко-далеко, отец не умер – вот всё, что услышала Санса. Мейстер явный колдун, и всё это очень, очень страшно и дух захватывает, как в сказке, но вдруг, если попросить, он не откажет?
– Пожалуйста... если в вашей власти переносить людей через небесные зеркала куда угодно, перенесите меня к отцу! – о, как плохо, когда не можешь даже молитвенно сложить руки!
Мейстер долго смотрел на неё, но, в конце концов, кивнул.
– Я попробую, – сказал он.
АЛЬВА-САНСА
На ступенях Септы Бейелора толпились рыцари и дамы, внизу шумела чернь, и сердце у Сансы замирало. Всё будет хорошо, отца отпустят. Вот сейчас он сознается во всём и всё будет хорошо.
— Я, Эддард Старк, лорд Винтерфелла, десница короля...
«Дурочка!» – вдруг прокричал какой-то голос у неё в голове так, что она вздрогнула. – «Они убьют его!»
Ну конечно же, нет. Королева обещала, разве можно ей не верить? А этот голос просто из-за волнения, потому что вокруг так много народу и все напряжены, все ждут.
— Я обманул доверие моего друга короля Роберта! Я поклялся защищать и оборонять его детей, но, прежде чем король оставил нас, я вступил в заговор, чтобы сместить его сына и захватить трон. Пусть верховный септон, Бейелор Благословенный и Семеро будут свидетелями моих слов. Джоффри Баратеон является единственным законным наследником Железного трона и, по воле всех богов, лордом Семи Королевств и Хранителем государства.
Кто-то бросил в него камень. Сансе показалось, будто ударили её – так сжалось сердце. И все эти несправедливые слова... Но всё будет хорошо. Всё забудется. Вот ещё один камень и ещё, но золотые плащи защитят отца.
«Сделай что-нибудь, ты должна им помешать», – снова этот голос! Хоть и её собственный, но такой громкий, назойливый, противный! Кому помешать? Всё так, как должно идти. Перебить отца значит всё испортить.
Верховный септон преклонил колено перед Джоффри и его матерью.
— Мы грешим, мы страдаем, — проговорил он гулким басом, куда громче, чем отец. — Этот человек исповедал свои прегрешения перед лицом богов и людей в этом святом месте, — радуги заплясали вокруг его головы, и он простер руки к королю. — Боги справедливы, но Благословенный Бейелор учил нас тому, что они также и милосердны. Что будет сделано с этим предателем, светлейшая государыня?
Король Джоффри быстро шагнул вперед из-за щитов гвардейцев.
— Мать моя просит, чтобы лорду Эддарду разрешили уйти к Черным Братьям, и леди Санса умоляла простить ее отца, — поглядев на Сансу, он улыбнулся, и Санса едва не протянула руки ему навстречу, но Джоффри, её добрый господин , повернулся к толпе и сказал:
— Женское сердце мягко. И пока я — ваш король, ни одно предательство не окажется безнаказанным. Сир Илин, принесите мне голову изменника!
О, как хорошо она помнила этот миг! Та, другая, альва-Санса, для которой это было впервые, уже готова была зарыдать, но Санса-настоящая вытолкнула её грубо, как никогда никого не толкала. Все взгляды были прикованы к сиру Илину, поднимавшемуся по ступеням, и она сделала первое, что пришло в голову: выхватила из ножен ближайего золотого плаща меч и приставила к горлу королевы.
Вернее, нет. «Выхватила» она его только в мечтах – клинок оказался куда тяжелее, чем она думала, и плясал в её слабых руках, выписывая восьмёрки, а уж о том, чтобы поднять её к шее величественной королевы Серсеи не было и речи.
– Ваше величество!.. – она никогда ещё не испытывала такого ужаса. Все затихли. Все смотрели на неё. И Джоффри. И отец. Отцовского взгляда, поражённого, болезненного, она боялась больше всего. – Отмените... отмените приговор!
Это был не крик, а писк какого-то птенца, пронзительный, отчаянный.
В следующее мгновение сильный удар свалил её с ног, меч загремел по ступеням, и это было последнее, что Санса услышала.
Она думала, что вновь окажется в странной комнате мейстера Фриланда, но чуда не произошло. Голая, сырая темница с пучком грязной соломы на полу – вот всё, что ей осталось. Причёска растрепалась и наощупь напоминала лохматое воронье гнездо. Платье было изорвано, смято, всё в грязи. Тело саднило от холода и синяков.
«Меня будут пытать», – подумала Санса, сжавшись в комочек на полу. – «Меня тоже заставят признаться в измене и казнят».
Она не знала, как позвать мейстера Фриланда, и был ли вообще мейстер Фриланд. Может, он и его непонятные разговоры ей только привиделись в бреду? Теперь её не простят. Она напала на королеву, а это ужасный, ужасный поступок, и отец умер, зная, что его дочь на такое способна.
Убила короля, чуть не убила королеву, связалась с колдуном...
«Я какое-то чудовище», – мысль об этом была так невыносима, что она разрыдалась. – «Наверное, я правда недостойна того, чтобы жить".
А она ведь только-только снова обрела жизнь! Смогла двигаться, видеть свои руки и ноги, носить платья. И чувствовать боль тоже.
Дверь душераздирающе заскрипела, и Санса в ужасе забилась в угол, спугнув тихих мокриц. На пороге стоял Пёс, жуткий, мрачный, как неотвратимая гибель. Он будет её пытать. Конечно, он не палач, но сделает что угодно, всё, что Джоффри ему прикажет. Правда, поднос с лимонными пирожками и вином в кувшине был очень странным орудием пытки.
«Меня будут морить голодом, он пришёл поиздеваться», – решила Санса, и в ней, несмотря на страх, вскипело негодование. Очень уж это было подло!
Она встала, одёрнула рваное платье и с достоинством поклонилась, приветствуя его.
– Добрый вечер, сир Клиган, – её голос дрожал, как овечий хвостик. – Чем я обязана вашему визиту?
Он поставил поднос прямо на пол и скрестил руки на груди.
– Впервые вижу такую храбрую дуру, – голос у него был насмешливый, но как-то неестественно. – Ты на что надеялась? Что Серсея тебя простит и посмеётся? Или, может, что Джоффри не станет орать: «Четвертуйте её прямо тут!»? Порадовала отца напоследок, нечего сказать.
Санса с трудом проглотила рыдания, но как бы сильно ни было горе, при виде пирожков у неё подводило живот.
– Ну? Что ты молчишь?
Она не знала, что надо говорить, и потому прошептала только:
– Извините...
– «Извините»? – усмешка перекосила и без того жуткое лицо Пса. – Ещё скажи, что ты не нарочно. Жуй свои пироги, я за них пообещал этой змее Варису золотые горы, которых у меня нет. Чтоб всё съела.
Санса как можно грациознее опустилась на пол. Пёс уселся рядом, не сводя с неё тёмных, внимательных глаз. Когда горло стискивает, будто латной перчаткой, очень трудно есть даже самые вкусные пирожки, но она старалась, хотя её подташнивало.
– Что бы сделали вы, если б вашего отца... – она даже не смогла договорить.
– Мой отец и так был обречён, слишком доверял Григору. Я давно знал, что он поплатится, вот и всё, – он отвернулся. – Но я не кинулся на брата тогда, потому что был щенком, он бы прихлопнул меня в два счёта. Если хочешь убить кого-то, Пташка, надо думать головой и набираться силы.
– Меня казнят? – осторожно спросила Санса. У неё не было времени «набираться силы», и она никогда не хотела никого убивать. Пирожки и вино кончились быстрее, чем она думала. Даже забыла поделиться с Псом! Ей было стыдно, но больше – как-то странно и сонливо, хотя разве она не очнулась лишь несколько мгновений назад?
– Они сейчас думают, что с тобой делать, – Пёс неожиданно ласково взял её за плечи и потянул к себе. Санса послушно легла, положив голову ему на колено. Сон одолевал её быстрее, чем она успевала этому удивляться и возмущаться такому отношению. – Ну и пусть думают. Тебе уже всё равно. Евнух сказал, ты просто заснёшь, вот и спи, пташка.
Он гладил её по волосам так ласково! А ведь по нему не скажешь, что он умеет быть ласковым хоть с кем-то, такой грубый, язвительный, злой.
Да, она немного поспит, а потом придумает, как упросить Джоффри её пощадить. Скажет, что была не в себе от горя... скажет ещё что-нибудь...
– Засыпай, пташка, засыпай, маленькая дурёха. Туда тебе и дорога.
Она уже проваливалась куда-то, снова в ту же темноту, что была перед тем, как мейстер Фриланд...
...мейстер Фриланд...
ФРИЛАНД
Фриланд вернул предохранитель на место и закрыл щиток. Если он в следующий раз наглухо обесточит весь Старомест, будут проблемы, а если внутри Леди что-нибудь перегорит – катастрофа.
Что тогда случится с сознанием Сансы Старк?
Если он, конечно, не сошёл с ума, и она действительно здесь.
Леди никто не программировал на слёзы, но она рыдала уже минут пять, а значит, что-то чужеродное в ней и правда сидело.
– Я не смогу туда вернуться... – плакала она. – Я никогда не смогу...
Не зная, как её утешить, Фриланд налил себе ещё чаю в целую кружку. Он пока не мог делать выводов. Наблюдать и записывать результаты эксперимента, – вот всё, на что его хватало. Он чокнется, если начнёт анализировать прямо сейчас.
– Просто мы выбрали слишком поздний момент, – сказал он. – Это вовсе не из-за того, что вы глупо себя повели. Хотя, это правда было очень, очень глупо. Назовите мне другую дату, скажем, когда король ещё был жив.
Ответом ему был громкий всхлип. Вот за это Фриланд не любил женщин. Они все вечно на эмоциях, и никогда не знаешь, что им вдруг придёт в голову. Зачем он вообще ей помогает? Просто потому, что ему жалко?
Он вспомнил похороны своего отца. Если б ему дали шанс всё изменить? Если б сказали: давай, Фрай, вернись туда и заставь его остаться дома, чтоб он не попал под машину. Конечно, он не раздумывая нажал бы заветную кнопку на пульте. Может быть. Теоретически.
Но ему нужно было бы всего-то обхитрить отца, а Санса пошла против воли многих людей, которые были куда умнее и сильнее неё. Есть ли мир, в котором такие, как она, побеждают?
– Он ведь отравил меня? – вдруг спросила она почти спокойным голосом. – Ему приказали отравить меня, ведь правда?
Фриланд пожал плечами. Реальный Сандор Клиган как-то перестал его интересовать. В нём не было ничего романтического: здоровенный, уродливый вояка, а не герой, спасший девушку от клеветы. Его сложно было уважать, он относился к тому типажу, которого Фриланд никогда не любил, которого побаивался.
– Назовите дату, и я вас отправлю. Только... – он решил не вдаваться в подробности. – В любой момент всё может сломаться. Вы должны действовать наверняка. Каждый прыжок может быть последним.
Санса замолчала. Она готова была отказаться, Фриланд чувствовал это даже через железную оболочку.
– Турнир... – голос её был совсем слабым. – Турнир Десницы. Все были живы, это был хороший день. Это было так...
БИНА-САНСА
...волнительно. И жутко.
Вечером Нед веселился и предвкушал, как завтра впервые выедет на ристалище не как оруженосец Робба, а как рыцарь. Но ночью, в тишине, его одолели страхи. Что если его выбьют из седла первым же ударом? На глазах у короля с королевой, у отца, у знатных лордов и леди и, что самое ужасное, у Джеофрины, его принцессы.
Он собирался, победив, вручить ей розу, и эта идея так ему понравилась, что он только ночью, обливаясь холодным потом, вспомнил, что розы дамам дарит сир Лорас. Юный Нед Старк с лютоволком на гербе хочет быть Рыцарем Цветов, вот что о нём скажут!
А ведь как здорово было бы иметь звучное прозвище! Рыцарь Лютоволк! В память о несправедливо казнённом Верном. Только он уже слышал, что его в замке называют Недом Рыжим, чтобы не путать с отцом. Хотя никакой он не рыжий, матушка говорила, что волосы его – цвета осеннего золота.
Ещё полночи он представлял, как хороши они будут с Джеофриной, когда придёт пора жениться, и как он накинет на её нежные узкие плечики плащ, а потом поцелует прямо в пухлые розовые губки… но потом вспомнил, что на турнире ему, возможно, придётся биться с Горой, и до самого рассвета не мог сомкнуть глаз в ужасе.
Турниры ведь – это не только слава. Его могут убить. Его могут покалечить, как Уилласа Тирелла, и неизвестно, что ужаснее. Рыцарей ценят за красоту, вежливость и галантность, но увечный рыцарь – это приговор, хотя легенды слагали и про таких. Например, слепой сир Пертелот, всё-таки победивший великана, или сир Адельстан, которому кузнец выковал новые руки из серебра, чтоб тот смог отомстить за гибель брата.
Но Нед совсем не хотел рук из серебра. Он хотел вполне живую руку и чистое сердце Джеофрины, такой милой и нежной. Клеветники говорят, будто она завистливая и жестокая, но к прекрасным девам мир часто несправедлив, про это в легендах тоже говорилось.
Ему только никак не удавалось остаться с ней наедине, потому что рядом всё время маячила эта страшная женщина Джонкиль. Высокая, на голову выше Неда, всегда в простых тёмных одеждах, укутанная многими слоями чёрной кружевной вуали, под которой ничего нельзя было разглядеть. Поговаривали, будто она так уродлива, что лошади падают замертво, увидев её, поэтому Джеофрина, забавляясь, когда-то прозвала её Джонкилью, как красавицу из баллады. Прозвище так и прицепилось, и никто уже не помнил её настоящего имени.
Она была при принцессе не то просто придворной дамой, не то телохранительницей, но говорили, что если при дворе появляется девушка красивее Джеофрины, то Джонкиль обязательно подстроит ей какое-нибудь несчастье, как, например, юной Маргери Тирелл, которая «случайно» упала с лестницы и чуть не осталась калекой, как её брат. Нед в таких случаях всегда радовался, что матушка родила его мужчиной – лучше мечом добывать славу в бою, чем испытывать на себе женское коварство.
Однажды он так и сказал в присутствии дам, в шутку, конечно, но презрительнее и обиднее всех смеялась Джонкиль, к которой эти слова были в немалой степени обращены.
Смех у неё был хриплый, неприятный, как собачий лай.
«Вы просто неоперившийся птенец,» – заявила она. – «Который даже из гнезда ни разу не вылетал, а уже думает, что может что-то там чирикать о мире".
Такой женщине, уж конечно, никто на турнире не подарит розу, никто не признает её Королевой Любви и Красоты, вот она и обижена на жизнь, – думал Нед. Главное, чтоб её яд не запятнал чистую невинность златокудрой Джеофрины.
Чтобы как-то отогнать противный страх смерти, он начал мечтать об этой самой невинности... и едва не проспал турнир.
Всё утро прошло для него как в тумане: за городскими стенами устроили целые сотни павильонов, и простой люд собирался тысячами, чтобы посмотреть на турнир. От великолепия захватывало дух: сверкающие панцири, огромные кони, убранные в золото и серебро, крики толпы, знамена, трепещущие на ветру, прекрасные дамы, будто гирлянды цветов...
Нед старался держаться поближе к Джори и говорить весело, громко, чтоб никто не заметил его страх. Сын Десницы не должен страшиться поединков: у него были хорошие учителя, у него добрый конь, его начищенный доспех сияет, отражая солнце. Конечно, панцирь простоват и принадлежал когда-то Роббу, но об этом, верно, никто уже и не помнит.
На поле выезжали герои песен, одна сказочная личность сменяла другую. Вот показались семь рыцарей Королевской Гвардии, во главе с Джейми Ланнистером. Все они были в чешуйчатой броне молочного цвета, прикрытой плащами, белыми, как свежевыпавший снег. Такой же белый плащ на плечах Джейме покрывали золотые доспехи, дополнявшиеся золотым шлемом в виде головы льва и золотым мечом. Прогромыхал лавиной сир Григор Клиган, иначе Скачущая Гора. Нед вспомнил лорда Джона Ройса, гостившего в Винтерфелле два года назад.
— Его бронзовой броне тысячи и тысячи лет, на ней выгравированы магические руны, ограждающие его от всякого зла, — шепнул он Джори.
Нед даже радовался тому, что выезжает среди молодых людей, не совершивших ещё никаких великих деяний. Он узнавал гербы и радовался старым знакомым. Некоторые отвечали на его приветствия, и ему становилось чуть легче.
Сир Белон Свонн, лорд Брайс Карон из Марки. Наследник Бронзового Джона сир Эндар Ройс вместе с младшим братом сиром Робаром – на их посеребренной стальной броне искрилась бронзовая филигрань с теми же древними рунами, которые охраняли отца. Близнецы сир Хорас и сир Хоббер, щиты которых украшала виноградная гроздь Редвинов — алый виноград на синеве. Патрек Маллистер, сын лорда Ясона. Шестеро Фреев с Переправы, сир Яред, сир Хостин, сир Дэнуэл, сир Эммон и сир Тео, сир Первин, сыновья и внуки старого лорда Уолдера Фрея, а с ними его незаконнорожденный сын Мартин Риверс.
Даже они вдруг начали казаться Неду такими же героями, как Джейме Ланнистер, а собственные доспехи – бумажными.
Тем не менее, он хорошо показал себя, выбив из седла Хораса Редвина в первом поединке, а во втором — одного из Фреев. В третьем он трижды съезжался с вольным всадником по имени Лотор Брун, облаченным в столь же простую броню, как и его собственная. Никто из них не упал, но Брун крепче держал пику и точнее наносил удары, поэтому король присудил победу ему. Выбил Неда из седла в первом же поединке сир Меррин из Королевской гвардии, но Нед был даже рад в глубине души – он порядком устал, но добросовестно изображал досаду на более удачливых рыцарей. Конечно, ему не удалось подарить Джеофрине розу, он даже забыл о том, что собирался, но она, неприступная, кажется, и не смотрела на него.
Поединки продолжались весь день до сумерек, копыта огромных боевых коней терзали траву, и поле скоро сделалось похожим на выбитую пустошь. Дюжину раз дамы на трибунах дружно вскрикивали, когда всадники съезжались, в щепу разбивая пики, а простонародье криками подбадривало своего фаворита.
Цареубийца выступал блестяще. Он непринужденно, как на учениях, выбил из седла сира Эндара Ройса и лорда Брайса Карона из Марки. А потом с трудом вырвал победу у седоволосого Барристана Селми из Королевской гвардии, выигравшего первые две схватки у рыцарей, которые были на тридцать и сорок лет моложе его.
Сир Григор Гора, брат Джонкиль Клиган, сидевшей, как всегда, рядом с госпожой, побеждал одного врага за другим самым жестоким образом. Самое ужасное случилось во время второго поединка сира Григора, когда его пика дрогнула и ударила молодого рыцаря Долины под горло с такой силой, что наконечник пробил ворот доспеха, и убитый на месте юноша упал в каких-то десяти футах от зрителей. Острие пики сира Григора обломилось и осталось в его шее, и кровь медленными толчками оставляла тело. На новом и блестящем панцире играл свет, солнце сверкнуло зайчиком на его руке и ушло в облака. Плащ его, нежно-голубой, как небо в ясный летний день, и расшитый по краю полумесяцами, побурел, впитывая кровь, и луны стали алыми.
«На его месте мог быть я,» – подумал Нед, но как-то отстранённо. Он уже видел смерть, при нём казнили беглого дозорного, но смерть всегда была чужая, не имевшая к нему никакого отношения. Молодой рыцарь ничего для него не значил, Нед даже забыл его имя. Мир тоже забудет. И песен о нём не споют.
Потом засечный рыцарь в клетчатом плаще опозорил себя, убив лошадь под Бериком Дондаррионом, и был объявлен выбывшим из борьбы. Лорд Берик перенес седло на другого скакуна, но только для того, чтобы быть выбитым из него Торосом из Мира. Сир Арон Сантагар и Лотор Брун съезжались трижды, но безрезультатно. Потом сир Арон уступил лорду Ясону Маллистеру, а Брун — Робару, младшему сыну лорда Ройса. В конце концов на поле остались четверо. Торос из Мира, чудовищный Григор, Джейме Ланнистер Цареубийца и юный сир Лорас Тирелл, которого звали рыцарем Цветов.
Сир Лорас был младшим сыном Мейса Тирелла, лорда Хайгардена, Хранителя Юга. Ему было шестнадцать, как и Неду, но в то утро он в первых же поединках выбил из седла поочередно троих королевских гвардейцев. Нед завидовал ему отчаянно и так же отчаянно презирал себя за это чувство. Ведь сир Лорас был так храбр, так красив! И как, наверное, прекрасно было бы стать его другом, вместе совершая подвиги, ночуя под открытым небом, выезжая на охоту…
Панцирь его был украшен причудливым узором, изображавшим букет из тысячи различных цветов, а снежно-белого жеребца покрывала попона, сплетенная из красных и белых роз. После каждой победы сир Лорас снимал шлем и медленно объезжал поле; увидев в толпе прекрасную деву, он вынимал из покрывала белую розу и бросал ей. В своем последнем поединке в тот день он съехался с молодым Ройсом. Древние руны сира Робара не смогли защитить его, сир Лорас с жутким грохотом расколол щит своего противника и выбил его из седла в грязь. Робар остался стонать на земле, а молодой победитель отправился объезжать поле. Наконец кликнули носилки, и недвижимого Робара унесли в шатер.
Всем девушкам он дарил белые розы, но для Джеофрины выбрал красную – Нед заметил, и его сердце сжалось от ревности.
— Милая леди, ни одна победа не может быть прекраснее вас! – вот что он сказал. Так просто и так элегантно, как у Неда никогда бы не вышло. Но пусть, ему бы хоть просто поговорить со своей принцессой.
К этому времени уже поднялась луна, и толпа устала, поэтому король объявил, что последние три поединка состоятся на следующее утро перед общим турниром. Простолюдины разошлись по домам, обсуждая схватки минувшего дня, придворные отправились на берег реки, где их ждал пир. Шесть громадных зубров жарились на кострах уже несколько часов, туши медленно поворачивались на деревянных вертелах, поварята старательно обмазывали их маслом и травами до тех пор, пока мясо не запеклось и не начало истекать соком. Возле павильонов поставили скамьи и разложили столы, уставили их блюдами со сладкими травами, клубникой и свежевыпеченным хлебом.
Неду отвели весьма почетное место слева от приподнятого помоста, на котором рядом с королевой восседал король. По правую руку от матери уселась принцесса Джеофрина, и Нед ощутил, как напряглось её горло. Принцесса не сказала ему ни слова после казни Верного, а он не осмеливался заговорить с ней. Конечно, не она была виновата, это всё королева и дура Арья. Если бы не Арья, ничего бы с ними вообще не случилось. Как можно ненавидеть и обвинять принцессу? Особенно сегодня, когда она была так хороша в своём синем платье и тонкой, изящной короне. Нед боялся лишь, что она не обратит на него внимания или, в ответ на какое-нибудь неосторожное слово расплачется и убежит из-за стола.
Но Джеофрина улыбнулась ему и позволила поцеловать ей руку – красивая и любезная, как подобает принцессе из песен.
— Сир Лорас умеет понимать красоту, милая леди, – не удержался от ревнивого замечания Нед.
— Он был слишком добр ко мне, — отозвалась Джеофрина, скромная и спокойная. — Сир Лорас — истинный рыцарь. Как вы думаете, он победит завтра, милорд? Уверена, моя дядя Джейме расправится с ним. А через несколько лет, или раньше, вы превзойдёте их всех.
Нед вспыхнул, пробормотав нечто невразумительное и, лихорадочно придумывая, что остроумного сказать, поднял руку, подзывая слугу с бутылкой ледяного летнего вина, и наполнил ее чашу.
Слуги наполняли чаши всю ночь, но потом Нед не сумел даже вспомнить вкуса вина: он и так был пьян - от великолепия, от красоты, от того, что смерть прошла мимо, а толпы людей на ристалище приветствовали его и радовались его победам.
Перед павильоном короля сидели певцы, заполнявшие сумерки музыкой. Жонглер подкидывал в воздух горящие дубинки. Собственный шут короля, Лунатик, — простак, лицо пирожком, — выплясывал на ходулях и без умолку вышучивал всех и каждого с такой откровенной жестокостью, что Нед усомнился в его простоте.
Вечер был прекрасен, Джеофрина была сама покорность и любезность, и всё же что-то было не так. Какой-то неприятный голос зудел у него в голове, какая-то мысль о том, что он что-то забыл, что надо о чём-то сказать отцу... Но о чём?
Потом пошли сласти: пирог с голубями, запеченные яблоки, благоухающие корицей, и лимонный пирог под сахарной глазурью. Но к этому времени Нед уже настолько наелся, что сумел управиться только с двумя маленькими пирожками с лимоном, невзирая на то, что очень любил их. Он как раз подумывал, не взяться ли за третий, когда король начал кричать. Король Роберт становился все говорливее с каждым блюдом. Время от времени Нед слышал, как он смеется или выкрикивает распоряжения, заглушая музыку, стук тарелок и утвари, но они сидели слишком далеко от него, чтобы он мог разобрать слова. Теперь Роберта слышали все.
— Нет! — прогрохотал он, заглушая все разговоры. Потрясенный Нед видел, что король поднялся на ноги, шатаясь и побагровев. В руке Роберт держал кубок с вином, хотя уже был пьян. — Не приказывай мне, женщина! — рявкнул он, обращаясь к королеве Серсее. — Король здесь я, понимаешь? Я правлю в этой стране, и если я сказал, что выеду завтра на турнир, то выеду! — все только глядели, разинув рты.
Нед заметил сира Барристана, Ренли, брата короля, и еще того невысокого человечка, который недавно о чём-то тихо говорил с отцом. Но никто не сделал попытки вмешаться. Лицо королевы прревратилось в бескровную маску, настолько белую, что ее, пожалуй, можно было бы вылепить из снега. Серсея поднялась из-за стола и, собрав свои юбки, молча бросилась к выходу. Челядь направилась следом.
Джейме Ланнистер положил ладонь на плечо короля, но король оттолкнул его в сторону. Ланнистер споткнулся и упал. Король расхохотался.
— Тоже мне великий рыцарь! Я легко сумею втоптать тебя в грязь… Помни это, Цареубийца! — он ударил себя в грудь украшенным драгоценными камнями кубком, расплескивая вино по атласной рубахе. — Давайте мне мой молот, и ни один рыцарь в королевстве не выстоит против меня!
Джейме Ланнистер поднялся и отряхнулся.
— Как вам угодно, светлейший государь, — ответил он напряженным голосом. Лорд Ренли с улыбкой шагнул вперед:
— Ты пролил вино, Роберт. Позволь мне подать тебе новый кубок.
«Цареубийца,» – зазвенело в голове Неда. – «Цареубийца».
Почему это слово повергает его в такой трепет? Что он забыл?
Нед вздрогнул, когда Джеофрина вдруг положила свою руку на его ладонь.
— Становится поздновато, — сказала принцесса. На лице ее застыло странное выражение, словно она больше не видела его. — Не проводите ли вы даму до замка?
Это было всё, о чём Нед мог мечтать.
— Я хотел сказать… да, разумеется! Если дама нуждается в моей защите, я не могу ей перечить, это будет честь для меня, я готов...
Джеофрина хлопнула в ладоши:
– Джонкиль!
Чёрная женщина будто соткалась из тьмы, так быстро она появилась. Даже отсветы факелов не проникали через её вуаль.
— Да? — проговорил она.
– Я устала от тебя за сегодня. Благородный рыцарь проводит тебя в замок и приглядит, чтоб с тобой ничего не случилось, – принцесса отвернулась и, не сказав даже ни слова прощания, направилась прочь. Нед всем телом ощутил на себе взгляд Джонкиль, даже из-под вуали.
– А вы уж решили, что Джеофрина будет умолять провожать её? – она рассмеялась своим неприятным смехом. – На это рассчитывать нечего!
Нед из вежливости предложил даме опереться на его руку, но она, презрительно фыркнув, отвергла предложение. Да и верно, рука об руку они смотрелись бы странно.
«Какая же она всё-таки высоченная,» – тоскливо подумал Нед. Вместо принцессы ему приходилось провожать эту… грубую, высокомерную особу, которую даже женщиной можно было назвать с натяжкой.
Он прихватил факел, чтобы освещать их путь. Джонкиль следовала за ним. Удивительно, как она могла хоть что-то разглядеть через свои кружева. Почва была каменистой и неровной, в мерцающем свете тени двигались и перемещались под ногами. Нед шел, опустив глаза, старательно выбирая место, куда можно было ступить. Они проходили между павильонов, перед каждым из которых высилось знамя и висела броня; молчание становилось тяжелее с каждым шагом: Нед не мог выносить общество этой женщины, настолько она раздражала его своей бесцеремонностью, недостойной леди. Однако он был воспитанным молодым человеком. Истинный рыцарь будет покорно сносить упрёки от дамы, пусть и уродливой, сказал он себе.
— Ваш брат выступал сегодня самым доблестным образом, леди Джонкиль, — заставил он себя пробормотать, не зная, что ещё похвалить в ней. – И вы сегодня прелестны.
Кажется, с комплиментом он перегнул палку. Джонкиль огрызнулась:
— Избавь меня от своих пустых комплиментов, мальчик, я не прелестна и никогда такой ни была, ни сегодня, ни в любой другой день. А мой брат... о, тут ты прав.
— Да, — проговорил Нед заалев. — Он был…
— Таким доблестным? — подсказала Джонкиль.
Она смеется над ним, понял Нед.
— Никто не смог противостоять ему, — гордясь собой, наконец нашёлся он. Это не было ложью.
Джонкиль Клиган вдруг остановилась посреди темноты. Ему пришлось встать рядом. Почему-то и эта ночь, и это место, и разговор казались ему такими знакомыми...
— Ты и правда глупый, желторотый птенец. Ты похож на тех птичек, прилетевших с Летних островов, вот что. Они сидят на жёрдочке, гордятся своими пёрышками и повторяют всё, чему их научили.
— Это нехорошо, — Нед стиснул зубы. — Вы – злая женщина, и было бы правильно бросить вас прямо тут.
— Никто не может противостоять ему, — голос у Джонкиль был ядовитый, как у ведьмы. — Вот это правда! Никто не способен противостоять Григору. А хорошо он отделал этого мальчишку, своего второго противника! Ты видел, правда? Дурак. Незачем ему было выезжать в такой компании. Ни денег, ни сквайра, некому помочь надеть доспехи. Он плохо завязал воротник. Ты думаешь, что Григор не заметил этого? Или ты полагаешь, что пика сира Григора дернулась вверх случайно? Милый, вежливый мальчик, если ты в это веришь, то уж точно пустоголов, как птица. Пика Григора смотрит туда, куда ее направляет Григор, — она вдруг яростно дёрнула вуаль, шпильки, блеснув в свете факела, исчезли в траве, ветер взметнул кружева и чёрные волосы. — Смотри, вот тебе хорошенькое личико, смотри на здоровье! Я знаю, что ты этого не хочешь, но тебе придётся, благородный рыцарь, чтобы не оскорбить даму! Гляди внимательно!
Правая сторона лица её казалась изможденной: острые скулы, серый глаз под тяжелым лбом, нос большой и изогнутый, жидкие темные волосы. Джонкиль зачесывала их набок, потому что на другой стороне её лица они не росли.
Левой половины лица не было. Ухо отгорело, осталась лишь дырка. Глаз еще видел, но его окружал змеиный клубок шрамов, обожженную жесткую черную плоть покрывали рытвины и глубокие трещины, в которых, когда Джонкиль шевелилась, поблескивало что-то красное и влажное… снизу на челюсти съежившаяся плоть открывала кусочек кости.
Нед не выдержал и отвернулся. Ему стало стыдно за то, что он не мог испытывать к ней никаких рыцарских чувств, хотя мама всегда говорила, что красота – не главное в женщине. Но всё же нельзя было сравнить это уродство с красотой Джеофрины. Нельзя было чувствовать к ним одно и то же.
— Значит, нет у тебя хорошеньких слов для меня, юноша? Для этого твои наставники не знают никаких комплиментов? — ответа не последовало, она продолжила: — Все знают, что я уродлива, но никто не знает, почему. Некоторые дураки даже думают, что я родилась без носа или без глаз.
На этот раз смех её был мягок, но в нем слышалась горечь.
— Но я скажу тебе, юноша, как это было, — она приблизилась, шелестя, скользя по траве, как призрак. — Я была совсем девчонкой, мне было тогда семь, а может, даже и шесть. В деревне возле стен крепости моего отца один резчик по дереву устроил свою лавку и, чтобы добиться поддержки, послал нам подарки. Старик делал восхитительные игрушки. Я не помню, что получила тогда, но мне очень понравился подарок Григора — разрисованный деревянный рыцарь, каждый сустав его двигался и был закреплен веревочкой, поэтому он мог сражаться. Григор был на пять лет старше меня и перерос эту игрушку. Он уже стал сквайром, мускулистый как бык и почти шести футов ростом. Поэтому я взяла его рыцаря, чтоб поженить со своей куклой, но кража не принесла мне счастья — я держалась настороже, и все-таки он поймал меня. В его комнате была жаровня. Григор не сказал даже слова, просто взял меня под мышки, уткнул лицом в горящие угли и держал так, невзирая на все мои вопли. Ты видел, какой он сильный. И уже тогда вырвать меня у него сумели только трое взрослых мужчин. Септоны говорят о семи пеклах. Что они знают? Только те, кто был обожжен, как я, знают, что такое истинный ад. Отец сказал всем, что постель моя загорелась, а наш мейстер лечил меня мазями. Мазями! Григор тоже получил свою мазь. Четыре года спустя его помазали семью елеями, он принес свои рыцарские обеты, и Рейегар Таргариен, ударив его по плечу, сказал: «Восстань, сир Григор!».
Скрежещущий голос умолк. Джонкиль отступила, снова накинув вуаль. Её чёрный силуэт растаял во тьме. Нед слышал её неровное дыхание в тишине, его раздражение почему-то улетучилось, и он испугался за неё. Всё-таки, она была женщиной, а они чувствительнее мужчин. Он наугад протянул руку, тронув её за плечо.
— Он не настоящий рыцарь, — шепнул он. Ответом ему был резкий, громкий смех.
— Ты прав! О да, птенец, он не настоящий рыцарь! – Джонкиль поймала его за руку. – Если б я была мужчиной, я убила бы его! Я дралась бы с ним на турнире и давно уже убила бы! Будь я мужчиной, плевала бы я на уродливое лицо!
– Нет, – тихо произнесла Санса. Нед уступил ей место легко, нужно было только подтолкнуть. Ей было удивительно, что Сандор почти не изменился в этом странном мире, где всё перевернулось с ног на голову. – Будь вы мужчиной, вы страдали бы и печалились точно так же.
Ей раньше не приходило в голову, что Пёс может быть печален, он казался ей только злым, ненавидящим всех подряд. Но Джонкиль Клиган мучилась от боли, и Санса могла по-женски понять её, хотя не знала, как это – быть уродиной.
«Вы не так некрасивы,» – хотела бы сказать она. – «Вуаль делает вас загадочной, а если бы у вас были хорошие манеры и доброе сердце, мужчины влюблялись бы в них».
Санса вспомнила, как Сандор взял на себя её вину. Как убил её, чтобы не мучилась.
Может быть, в его сердце всё же осталась капелька доброты и благородства? Он ведь не хотел обидеть её в такую же ночь после турнира. Он хотел лишь... чего?
Джонкиль была обижена, потому что нелюбима. Но разве для мужчин это так важно? Санса никогда об этом не задумывалась, а Нед думал обо всём подряд, и в голове у него была какая-то каша.
В сущности, он был глупым юношей, хоть и прехорошеньким.
Остаток пути они молчали. Сансе странно было вести себя как мужчина, она боялась сделать или сказать что-нибудь не так, и потому молчала. У дверей в опочивальню она, жутко конфузясь, неловко взяла руку Джонкиль в свою и поцеловала.
— Благодарю вас, милорд, — бросила Джонкиль, и вдруг перехватила руку Неда.
— То, о чем я рассказала тебе сегодня, — её голос превратился в шипение. — Если ты когда-нибудь скажешь хоть кому-нибудь...
— Не скажу, — прошептала Санса. — Обещаю.
Этого было мало.
— Если скажешь кому-нибудь, — закончила чёрная женщина, — я отравлю тебя.
Эту ночь Санса провела без сна. Она лежала на неразобранной кровати Неда. На своей кровати в своей комнате, которая принадлежала теперь совсем другому человеку.
Перед этим Санса долго сидела у зеркала, разглядывая юношу, которого мысленно называла братом. Это было проще, чем осознать, что молодой Нед Старк – шутка Семерых, которым захотелось, чтоб её родители вместо девочки зачали мальчика.
Он был старше, очень красивый и похожий на Робба, но с гладкими розовыми щеками в блёклых веснушках. Санса покраснела и улыбнулась ему, а он, в ответ, улыбнулся ей. Она хотела раздеться и юркнуть под тяжёлое, вышитое одеяло, но почему-то смутилась и убрала руки от завязок. Это было всё равно что подглядывать за кем-то – занимать тело Неда было неприлично, а разглядывать его из любопытства – неприлично вдвойне, поэтому Санса просто лежала поверх одеяла и пыталась не утонуть в водовороте мыслей. Некогда удивляться волшебству и шуткам Семерых, нужно предупредить отца. Завтра. На турнире.
На турнире...
(Продолжение в комментариях)
@темы: Эддард Старк, Сандор Клиган, Санса Старк, Арья Старк
